- Под Греха легла, и под меня ляжешь…
- Скотина… урод… отвали от меня!
Держа одну руку на моем затылке, шарит второй у меня между ног. Сцепив зубы, собираю всю свою волю в кулак и с силой пихаю его локтем в живот.
Руки Ромы тут же меня отпускают, а сам он отлетает в сторону. Я выпрямляюсь и, быстро развернувшись, застываю на месте. В двух метрах от меня стоит Герман. Широко расставив ноги и сжав руки в кулаки, смотрит на меня обезумевшим взглядом.
Он выворачивает нутро наизнанку. Пускает в кровоток первобытный ужас. Все волоски на моем теле встают дыбом.
Таким я его не видела еще никогда. Даже тогда, когда он избивал зарвавшихся посетителей бара. Сейчас же в его глазах читается только жажда крови.
- Гер-ман… - выдыхаю беззвучно.
- Грех, она провоцировала, - подает голос поднимающийся с пола Баталов, - жопой крутила передо мной…
Греховцев медленно моргает, делает выпад в сторону и, схватив Рому за шкирку, впечатывает головой в стенку шкафа. Тот глухо стонет и даже не пытается сопротивляться. Германа это словно заводит. Вздернув друга вверх, он бьет кулаком в лицо, отчего тот снова заваливается.
Я же, зажав руками рот, вскрикиваю с каждым ударом.
- Вставай, - рычит Герман.
- Все, хватит, Грех…
- Хватит?!
Следует очередной удар в челюсть, от которого Баталов улетает на середину кухни, а попавшийся на его пути стул с грохотом переворачивается.
Не знаю, сколько бы еще продолжалось избиение, если бы я не взяла себя в руки.
- Герман! – зову его, - Герман!
Рома лежит лицом в пол, пытается опетреться на руки, чтобы подняться, но сил явно не хватает. Они разъезжаются по кафелю в стороны, и он снова падает. Греховцев, нависнув над ним, шумно дыша, молча наблюдает.
- Герман, - приблизившись, трогаю его за плечо.
Он вздрагивает, как от удара током, но на меня не смотрит. Поднимает друга за грудки и прижимает спиной к стене.
- На х@й свалил отсюда! – выплевывает в лицо, - попадешься на глаза – урою!
- Из-за нее, что ли? – окровавленным ртом шепелявит Рома, - она сама ко мне лезла…
Слышится глухой звук очередного удара. На этот раз в живот. Согнувшись пополам, бедняга хватает воздух открытым ртом, а Герман, схватив за ворот рубашки, заставляет его выпрямиться.
- Пошел! Вперед!
Больше Баталов не спорит, сильно шатаясь, бредет через прихожую, на ходу прихватывает свою обувь и вываливается из квартиры.
Как только дверь за ним закрывается, я срываюсь с места. Подлетаю к Греховцеву и висну на его шее. Мне почему-то кажется, что наш обычай должен его успокоить. Что сейчас он посмотрит мне в глаза долгим взглядом и вопьется поцелуем.