Он не спешит. Дает привыкнуть, а затем усиливает давление своих ладоней, не переставая при этом наблюдать за мной. Коротко выдохнув, я инстинктивно напрягаю мышцы живота. Нервно облизываю губы и вижу, как темнеет его взгляд.
Боже…
- Не надо, - прошу тихо.
Герман склоняется и, прикрыв глаза, ведет носом по моим волосам.
- Я хочу, чтобы ты не нервничала, - шепчет на ухо, пуская по телу мурашки, - все пройдет, как положено.
- Да, - киваю, отводя голову в сторону, - спасибо за помощь.
Все, действительно, проходит так, как и говорил Герман. Сразу после завтрака мы возвращается в мое село. Я держусь, даже спокойно общаюсь со знакомыми и соседями, разговариваю с моей учительницей, но когда вижу, как из катафалка выносят гроб с телом моего деда, во мне будто что-то надламывается. Смотрю широко раскрытыми глазами на безжизненную бледную маску и чувствую, как по лицу струятся слезы.
Перед мысленным взором вдруг начинают мелькать картинки моего детства. Краткие эпизоды нашего с ним общения. Как мама, оставляя меня маленькую с дедушкой, уходила на работу, а он, чтобы я не мешалась под ногами, давал мне играть свою трубку. Я тащила ее в рот, а потом долго не могла избавиться от неприятного горького вкуса.
Как однажды он взял меня с собой на рыбалку, а я полезла купаться и начала тонуть. Он меня вытащил. Дал по заднице, отругал. Но ведь вытащил!
- Рай, - проникает в сознание голос Германа, а следом мои плечи обнимает его рука.
- У меня больше никого нет, - всхлипываю жалобно, - совсем никого… я одна…
- Не одна…
- Ты про отца? Он обо мне даже не знает.
Греховцев шумно выдыхает и, притянув за плечи, прижимает меня к своей груди.
Лучше бы не делал этого. Я даю слабину и, уткнувшись лбом в ткань пальто, начинаю плакать.
- Бедняжка, - слышится рядом, но я не понимаю, кто говорит.
- Совсем девчонка сирота…
- Да лучше сиротой, чем с таким дедом, - басит мужской голос.
Я задерживаю дыхание и буквально силой заставляю себя успокоиться. Ненавижу быть объектом внимания и, тем более, жалости. К тому же это деревня, в которой меня знают с рождения. Они еще год будут обсуждать похороны и моего загадочного спутника. Тетя Люда уже пыталась выведать о нем, но я прикинулась глухой и недалекой умом, потому что понятия не имею, как представить им сына губернатора.
Друг? Парень?
Ха-ха… кто мне поверит?
После погребения, мы с Германом, как положено, сидим на поминальном обеде, пока его не покидает последний сосед, и только после этого, уже вечером, выезжаем из села в сторону города.
Я провожаю глазами местный пейзаж и мысленно прощаюсь с селом. Не знаю, когда теперь сюда приеду. Погода хмурится и с почерневшего неба начинает хлопьями валить снег.