- Ах ты сучка! – выкрикивает стоящая позади меня блондинка, но трогать меня не трогает, - Ира, бей ее!
Ира, видимо, та, что сейчас лежит подо мной, начинает извиваться, и пытается схватить меня за волосы. У нее выходит, но и я не бездействую, тоже деру ее короткие волосы, одновременно уводя лицо от ее кулака.
Наша возня под комментарии подружек моей соперницы с переменным успехом продолжается несколько минут. У нее получается заехать мне по губам, в ответ я даю ей звонкую оплеуху.
- Бл@ть! Что здесь происходит?! – гремит на головой мужской голос.
Мы обе замираем, а уже в следующее мгновение кто-то хватает меня за шкирку и буквально отдирает от Иры. Она, грязно ругаясь, вся в грязи, поднимается на ноги.
- Я спрашиваю, что за хрень?!
- Ром, - прижав ладони в груди, начинает блондинка, - эта конченная напала на Иринку… Она неадекватная, надо в деканат жаловаться.
- Я напала?! – бросаюсь к стерве, но меня снова оттаскивают.
- Ты че, ущербная?.. Тебе жить надоело? – рычит блондин, тот самый, что стоял вчера рядом с Греховцевым.
Толкает меня в грудь, отчего я впечатываюсь в стоящую позади спортивную тачку.
От ужаса бросает в холодный пот. Этот парень не Ира, с ним мне точно не справиться.
- Ромаш, отпусти ее, - спокойно произносит невесть откуда взявшийся Грех.
Тот самый сын губернатора.
Меня небрежно отталкивают, после чего я, не теряя времени, поднимаю с земли свой рюкзак и быстро иду прочь.
- Руки не забудь помыть, - доносится до меня насмешливый голос Германа, - вдруг, она лишайная.
Весь вечер у меня уходит на то, чтобы привести себя и свою одежду в порядок. И если со мной все более или менее нормально, не считая ссадины в уголке губ, то мои единственные джинсы и толстовка в весьма плачевном состоянии. Мне требуется почти два часа, чтобы отстирать их.
Но и не это самое печальное.
На моем кроссовке снова оторвалась подошва. На этот раз навсегда. Именно этот факт становится последней каплей. Закрывшись в общей душевой, я расклеиваюсь. Сажусь на корточки в самый угол и, обхватив себя руками долго реву.
Нарушая обещания, данные самой себе, жалею себя и проклинаю тот день, когда родилась.
Зачем? Разве кто-то хотел этого? Радовался моему появлению на свет?
Нет!
Покойная тетка как-то по-пьяни рассказала, что мама аборт сделать хотела, но в нашей поликлинике как раз не было гинеколога, а денег, чтобы ехать в город, мама не нашла.
Дед тоже вечно ворчал, называя меня нахлебницей. Отец и вовсе обо мне не знает.
Теперь, может, никогда и не узнает. Если блондинка исполнит угрозу и нажалуется на меня в деканат, меня отчислят и выгонят из общаги.