Волди сочувственно мяукнул. Предатель бело-рыжий.
Что делать, если в город пребывает целая орда различных следователей, ревизоров и прочих аудиторов, полных непреклонной решимости выяснить, куда делся граф Клагстон? А также что он ел, говорил, с кем спал, как обращался со слугами… и так далее, тому подобное? На взгляд Басха это был идеальный момент, чтобы свернуть свою противоправную и незаконную деятельность, отправившись в небольшое путешествие подальше. Пока песочат Типпса, опрашивают горожан, прочесывают берега в обе стороны от Крейвенхольма, мы займемся другими делами. Тем более, что одно очень насущное дело у Крюгера было — разноглазому очень нужны были деньги. Много денег.
Они у него были. Правда, был еще момент с перевозом ценностей в новую штаб-квартиру зародыша эсхатской революции, чем мы и планировали заняться.
Городок Виго зародился на месте хутора, основанного возле популярного волока между океаном и довольно большой судоходной рекой Альярмой, уходившей вглубь континента на пару тысяч километров. Здесь также процветал рыбный промысел, добыча морских животных и, разумеется, постоянно крутились бегунки в больших количествах. С точки зрения Крюгера Виго был идеален — хаотичный, каждый день новые лица, море народу полубандитской специальности из бурлаков, дома сделанные из глины, птичьего дерьма и палок. Здесь можно было купить что угодно из запрещенного, а любой представитель эсхатской власти, не проявивший достаточный уровень понимания, вполне мог нечаянно упасть на нож раз тридцать к ряду. Не выходя из здания вокзала.
Чудесное место.
— Ну и какого лешего ты устроил схрон около места, где любой персонаж с мешком сразу становится объектом интереса у всех вокруг? — ворчал я, пытаясь идти так, чтобы сапоги в жидком говне, бывшим тут вместо дороги, не утопали выше щиколотки.
— Именно потому, что здесь приглядываются к мешкам и кошелькам, мой друг! — бодро шлепал впереди революционер, — А у нас объёмы иного характера!
Завёл нас этот авантюрист в гостиницу на отшибе, атаковавшую мои органы чувств при входе ароматом отборнейшей тухлятины, блевотины и прокисшего пива. Про вид интерьера оставалось лишь молчать, так как цензурные слова с языка бы просто испарились. Моё возмущение было столь велико, что первым делом, войдя, я сломал запястье здоровенному грязному полуорку, потянувшемуся лапищей к заду Стеллы. Вторым пришлось ломать пальцы выскочившему из-за стойки бармену, мечтавшему стукнуть меня по голове дубинкой. Вместо этого завывающего от боли мужика приложил рукоятью пистолета Крюгер, а затем, к моему вящему удивлению, обратился к воющему полуорку, нянчащему сломанную руку.