И, гордо дернув плечом, пошла в детскую. Но не успела она мысленно похвалить себя за победу в этом раунде, как Арсюша снова заплакал и потянул ручки к медведю.
— Ми, ми!
— Он хочет мишку, — перевел Марк, довольно ухмыльнувшись.
— Эй, парень, — слегка тряхнула его Рита, — ты забыл? Этот монстр на тебя свалился! Он же испугал тебя!
Арсюша отчаянно замотал головой и снова потянулся к медведю.
— Рихтеры трудностей не боятся, — высокопарно заметил Марк.
— Ну да, они их создают, — пробормотала себе под нос Рита. Но сил спорить уже не было. Так же, как и по новой успокаивать малыша. Поэтому она покорно приняла тот факт, что Марк взгромоздил медведя возле детской кроватки, частично просунув его сквозь прутья. Арсюша тут же выкинул из кроватки свинку Пеппу, с которой спал до этого, облизал лапу своего нового фаворита (задолбавшаяся Рита уже махнула на это рукой) и наконец утомленно прикрыл глазки.
Рита села рядом, положила малышу на плечико свое ладонь — так всегда делала Марта — и тихо замурлыкала песню. Подруга обычно пела сыну детские колыбельные, и, надо сказать, у нее был невероятно широкий репертуар: от классических «баю-баюшки, баю, не ложися на краю» до каких-то абсолютно незнакомых песен из современных мультиков.
У Риты же знание детских песенок было гораздо скромнее, и после «Волчка» и «Ложкой снег мешая» у нее ожидаемо наступил творческий кризис. А Арсений, хоть и сонно жмурился, все еще не спал.
«Ну, в целом, главное же не текст песни, а интонация», — бодро подумала Рита, и перешла на Земфиру, которую обожала в школьные годы. Она так увлеклась, что даже не заметила, как Арсений крепко уснул. И поняла, что допевает «хочешь, я убью соседей» уже совсем для другого слушателя, только в тот момент, когда Рихтер красноречиво покашлял у нее за спиной.
Рита заткнулась на середине фразы, неожиданно смутилась и повернулась к Марку, готовясь дать яростный отпор. Он ведь наверняка сейчас скривит свой красиво очерченный рот и скажет, что не позволит петь его племяннику такую фигню.
Но Марк на удивление молчал и смотрел на Риту непроницаемым взглядом. Он так и не переоделся: стоял в слегка помятых темных брюках и в голубой рубашке, на которой так и красовалось пятно от морковки. Лицо было уставшим, под глазами залегли тени. Странно было видеть идеального Рихтера таким. На мгновение в сердце кольнуло что-то, отдаленно напоминающее сочувствие.
«Он ведь летел сюда часов двенадцать, наверное, — подумала Рита. — И явно рассчитывал не на такой прием».
— Пошли на кухню, — тихо сказала она. Марк кивнул, развернулся и пошел впереди. Рита неслышно ступала за ним, против воли отмечая, что годы не повредили фигуре Рихтера: под тонкой тканью рубашки бугрились вполне себе достойные мышцы, да и разворот плеч будто стал пошире с тех пор, как она его видела последний раз. Впрочем, у них там в Америке, наверное, все в порядке с «ворк-лайф бэлэнсом»: с утра пробежка, потом какие-нибудь переговоры, потом теннис с деловыми партнёрами, а вечером здоровый ужин и не менее здоровый секс. Во всяком случае Рита как-то так представляла себе счастливую американскую жизнь Рихтера.