Ухмыляется демонстративно. И быстро гасит эту показуху. Задолго до того, как выдает надтреснутым хриплым голосом:
– Я просто задолбался. Не тяну все это. Не создан.
– Для чего не создан? Для отношений?
– Угу, – и снова взгляд уводит.
– Значит, расстаемся? Больше не вместе?
Этим вопросом встряхнуть его пытаюсь. Он же громко вздыхает. Плечи и грудь высоко вздымаются. Резко опадают.
– Типа того.
– Типа того? – уточняю я, не обращая внимания на то, как в груди гулко стучит сердце. Чувствую ведь, что его собственное сейчас разрывается. Так зачем? Что случилось? – Что ты делаешь? – повторяю шепотом, с выразительной дрожью. – Кир? Скажи, что это шутка!
Когда пытаюсь взять за руку, он резко отшагивает и отворачивается.
– Разве так шутят? – надсадно выкрикивает в темноту. А потом уже тише и жестче – мне в глаза: – Нет, так не шутят.
Взглядом убивает. Убивает же…
Молчу, чтобы не позволить эмоциям выйти из-под контроля. Осознаю, что должна оставаться собранной и решать проблему в полной ясности разума.
– Зачем это все, Кир? Любишь же…
Договорить он мне не дает. Полностью отворачиваясь, пытается уйти.
– Надеюсь, ты была счастлива, – бросает вместо точки.
Я наглею. Быстро преодолевая расстояние, ловлю-таки Бойку за рукав куртки. Он задерживается. Если бы хотел, ушел бы, конечно. Однако тормозит ведь. Позволяет обойти и снова посмотреть в глаза.
При новом контакте мы, определенно, по несколько лет жизни теряем. Воем внутри. Кровоточим. Умираем. И оба это отчетливо понимаем.
– Счастлива, говоришь? – с дрожью спрашиваю я. – Нет! Это были худшие три недели в моей жизни! Знаешь, почему?
Война, да. В любви по-другому нельзя. Не просто стружка между нами летит. Эта словесная потасовка кроет на куски наши души.
– Почему?
Спрашивает, потому что не плевать, как бы ни хотел показать.
Маугли, блин. Мой же… Мой.
– Потому что завтра тебя не будет. И послезавтра. И послепослезавтра… – выдаю очень тихо, позволяя слезам скатиться по щекам. Пусть видит. – А я буду думать о тебе. Буду вспоминать. Ты же тоже будешь? Будешь!
– Нет… Нет, я… – натуральным образом заикается. Жаль, не вижу его лица. Наверняка и там все маски слетают, прежде чем собирается с силами и жестко выцеживает: – Я не буду.
Сердито смахиваю слезы, чтобы врезаться в него визуально и по новой разбиться.
– А я не верю тебе, Бойка! Не верю! И что бы ты сейчас ни сказал, не поверю! – воюю с ним за нас. Не сдамся. Даже если придется разбиться насмерть. Приподнимаясь, сокращаю расстояние до предела. Заглядывая в глаза, врываюсь в душу. – Ты же взломал мое сердце. Как теперь, Кир? Как теперь?