– Утром вернешься?
Вижу, что отпускать меня не хочет. Переживает. Но прямым текстом не говорит.
– Вечером, – бросаю и отворачиваюсь. – Мы днем еще хотим погулять по городу. Лене босоножки нужны, Катя комбез хочет. Может, и я себе что-то посмотрю.
Как же ловко я теперь вру! Самой противно.
– Ой, не знаю, доць… Не рано вот это все? – не выдерживает мама. – Я вчера, пока ты вернулась, вся извелась. Вдруг что…
– По-моему, со мной в этой жизни случилось уже все, что только можно, – прикрываюсь, как обычно, сарказмом. – Живого места не осталось. Дальше разве только рай и тишина.
– Окстись! – восклицает мама в сердцах. Сама крестится. Шумно переводит дыхание. – Ну вот, что ты такое говоришь? Хочешь, чтобы меня удар хватил?
– Прости, – выговариваю искренне и вместе с тем как-то сухо. – У меня не было намерения тебя пугать.
Быстро прощаюсь и иду на остановку. Договорились, что Бойка будет забирать меня там. Сама не знаю, почему лгу маме насчет Кира. Наверное, потому что отношения между нами не такие, какими их представляет мама. Я больше не пытаюсь думать о нем, как о брате. Мне стыдно, и проще совсем о нем молчать, чем выдавать правду частями и еще больше запутываться в своей лжи.
– Знаешь… Я подумала… Давай сюда свои часы, – первое, что я выпаливаю, садясь в машину к Бойко.
Он прищуривается и выразительно раздувает ноздри на вдохе.
– Почему передумала?
– Если они будут пищать, ты не станешь меня трогать, да?
Только оказалась с ним рядом, воздух заискрил, и я вдруг сильно испугалась повторения вчерашнего вечера. Если он будет так наглеть, у меня нет никаких шансов его оттолкнуть.
– Не стану, – мрачно выговаривает и, сжимая челюсти, замолкает. Затем как-то резко тянется к бардачку. Я аж дергаюсь, решив поначалу, что ко мне. Вжимаюсь в спинку сиденья и застываю. Кир же достает часы, бросает их мне на колени и выпрямляется. – Надевай.
Едва защелкиваю браслет, машина срывается с места.
– Можешь, пожалуйста, потише ехать? Иначе эта ерунда будет пищать непрерывно.
– Ты всегда всем недовольна? – грубо выталкивает Бойко, но скорость сбавляет. – Или дело конкретно во мне?
– Конечно, в тебе! Ты еще сомневаешься?
– А ты специально бесишь меня?
– Бешу? Ну, извиняй, уговора, что я должна быть ласковой – не было!
– Сейчас ввернем! – рявкает он.
– Черта с два! Это мои правила, никаких поправок я принимать не собираюсь!
– А если в счет одного дня?
– Мало, – быстро врубаюсь в торг. – Давай десять!
– Ни хрена себе! Сиди и дуйся, блядь!
– Вот и буду!
Хочу еще кое-что сказать, но в этот момент срабатывает чертова пищалка, и мы с Бойко мигом замолкаем. Раздраженно встряхиваю рукой, но эта штуковина, естественно, и не думает затыкаться. Приходится прикрыть глаза и силой воли заставить себя замереть. Дышу глубоко и размеренно, пока не выравнивается пульс.