Посмотрела на будильник, на циферблате светилось «4.56». Можно еще два часа спокойно спать, но я поняла, что больше не засну.
Встала и пошла на кухню. Сварила кофе и начала копаться в соцсетях. С заставки в смартфоне мне подмигивал Стас Орловский. По законам жанра я должна была удалить эту заставку. Но я оставила. А зачем ее менять? Он так и остался для меня недосягаемым идеалом мужественности как Давид Микеланджело или как Демон Врубеля.
***
– Здравствуйте, Анжелика! – администратор уже сидела за своей конторкой.
– Доброе утро, Прасковья Альбертовна! – вот зря она изменила прическу, с этими мелкими кудряшками стала еще больше похожа на мою овцу.
У меня, как всегда, была полная запись. Кариесы, пломбы, пульпиты и так целый день. Неожиданно в середине дня пациент позвонил и отменил прием. Наконец-то появилось окошко. Я ушла в комнату отдыха и налила себе чаю, девчонки что-то праздновали и на столе красовалась половина торта. Я отрезала себе кусочек и уютно пристроилась, вдыхая аромат свежего чая.
В комнату заглянула администратор, – Прасковья Альбертовна, у вас сейчас окно?
Я кивнула, отхлебывая чай.
– Возьмете с острой болью? – пришлось поставить чашку на место.
Вздохнула, – давайте. – посмотрела в зеркало, поправила шапочку, натянула на нос маску.
Прошла в свой кабинет, где ассистентка Зиночка готовилась к приему. – У нас с острой, пригласите пациента.
Зина скрылась за дверью, а я уселась на свой стул и потянулась к коробке с перчатками. В этот момент влетела Зина, – Прасковья Альбертовна, там этот! Ну вы сами увидите!
– Что? – взяла карточку, прочитала имя «Лакеев Г.П.», открыла карточку. Очень трудно, когда вот как приходит чужой пациент.
– Ну зовите этого Лакеева, где он там застрял?
Зина приоткрыла дверь, – Лакеев, заходите!
Боковым зрением заметила, что вошел крупный мужчина, держась за щеку. – Проходите садитесь.
Он уселся в кресло, не отнимая руки от щеки. Я повернулась к пациенту, беря зонд и зеркало.
– На что жалуетесь! – он наконец отнял руку, и я его узнала. В моем кресле сидел Григорий. Глаза, что блюдца, боится. Лакеев! И Зина перед ним и так повернется и так!
– Зиннаида, давайте формулу запишем! – прекрасно, удалила эту Зину от него подальше. Она устроилась за столом и приготовилась записывать.
– Лакеев, откройте рот. – видимо он что-то услышал, то ли голос мой узнал, то ли что… Но он начал внимательно всматриваться в меня, порывается что-то сказать.
– Молчите, Лакеев. Шестнадцатый – пломба, пятнадцатый – кариес, двадцать четвертый, двадцать третий – пломбы…
Он на мой бейдж смотрит, а там имя мое «Прасковья Альбертовна Фогель».