Я не знаю, как описать то, что творится в душе.
Он суровый, немногословный, жесткий. Но так хочется подарить ему хоть немного мягкости и тепла. Ему ведь это нужно, правда? Всем ведь это нужно, любому человеку…
Ругая себя последними словами, я осмеливаюсь положить руку на его широкое колено и с опаской, тихо выдавить из себя:
– И, тем не менее, я есть, Ром. Я же здесь. Рядом сижу…
Мужчина тут же накрывает мои пальцы своей широкой ладонью. Я наслаждаюсь уверенным прикосновением. И с опозданием замечаю, что машина остановилась у подъезда.
– Почему нельзя просто взять мой номер телефона, чтобы позвонить, когда будет возможность? Чтобы спросить как дела? Разве в этом есть что-то страшное?
– Яна. Твой номер у меня уже записан, – сердце мгновенно воспаряет к небу и тут же стремительно летит в пропасть с набранной высоты. – Но я не позвоню.
– Почему?
– Хоть что-нибудь в этой жизни я сделаю правильно.
Я потерялась во времени, янтарный взгляд затягивает все глубже. Беркут тянется ко мне, но я неправильно расцениваю его действие. Он нажимает на кнопку разблокировки дверей и просто молча смотрит не меня.
– Не поможешь мне выбраться из машины?
– Нет.
Такое чувство, что он наказывает себя, а не меня, заявляя таким образом о том, что его минутная слабость осталась позади.
Ни слова прощания. Ни быстрого взгляда. Вообще ничего. Он просто терпеливо ждёт, пока я сама уйду.
Наверное, если бы во мне было немного больше гордости, я бы так и сделала.
Но я, как дурочка, как наивный ребёнок, прижимаюсь к нему крепко и, не обращая внимания на разделяющийся нас подлокотник и абсолютное отсутствие любой мужской реакции, даже самой скупой, обжигаю невинным поцелуем щеку.
Только сейчас почему-то молчаливо отмечаю: Рома побрился. И в памяти всплывает всего одно мужское слово, сказанное в тот самый момент, когда я пожаловалась на колючесть его бороды.
– Услышал.
Когда я уходила, он продолжал молчать. Самое сложное было не обернуться. И сдержать слезы. Откуда такая слепящая боль? Как будто я потеряла за короткое время сразу двух близких людей.
Глупость. Но на душе царит гнетущая темнота. И как теперь с ней справиться, я себе не представляю.