Заинтригованная, пошла дальше молча. Оставалось лишь гадать, что будет.
Мне почему-то представлялась в воображении безлюдная пустыня, в которой всегда царствует сильный ветер, заставляющий путников страдать от песка и пыли. Укрытий нигде нет, но зато есть высокая гора. На ней совсем нет растительности, одна голая черная земля, по сути, сплошной гигантский ком.
Вот темные почему-то никак не визуализировались в моем сознании, максимум представлялись худыми, очень бледными людьми обязательно темноволосыми и в полностью черной одежде. Но, конечно, я понимала, что это вряд ли являлось правдой.
Наверняка, на той стороне все разные, как и у нас. Ведь, кажется, мы не так уж отличались друг от друга, просто находились по разную сторону баррикад. И то, люди долины никогда по-настоящему не думали ни о каких баррикадах, их всегда больше волновали распри с собственными соседями, нежели далекие таинственные чужаки из темного края.
— Ничего себе! Как красиво! — воскликнула я, затаив дыхание.
Мы как раз поднялись на самый верх башни, и вид, открывавшийся отсюда, был поистине величественным и впечатляющим.
— Да, мало того, что приносит эстетическое удовольствие, так еще и колоссальное практическое применение. Посмотри, вон в той стороне твоя крепость, ее можно разглядеть даже простым человеческим глазом.
— Где? — закрутила я в нетерпении головой.
— Стань сюда, на мое место, — Лорриель аккуратно придвинул меня и поставил перед собой, а сам положил руки по обе стороны на ограждение. — Та черная точка недалеко от леса, видишь?
— Кажется, да, — я едва кивнула, прислушиваясь к внутренним ощущениям больше, чем напрягая зрение, если по правде.
Лорриель не прижимался ко мне, соблюдал небольшую дистанцию, но жар его тела все равно окутал плотным коконом. Новые непривычные ощущения вызвали целый табун мурашек, сперва поднявшийся до самых корней волос, а затем опустившийся вниз. Общее волнение нарастало, хотелось чего-то большего, хотя я даже самой себе не могла сказать, чего именно.
— Когда все закончится, надо будет помириться с твоим отцом, — задумчиво произнес Лорриель.
А? Что? Какой отец?
Отец…
Стыд опалил мои щеки. Что со мной такое, если мне говорят о любимом родителе, а я думаю о плотских ощущениях.
— Это, это было бы замечательно, — с трудом выдавила из себя, заставляя направить мысли в правильное русло, уходя с опасной дорожки неизведанных чувств.
— Ах, ты чудесно пахнешь, — Лорриель уткнулся носом в мои волосы, как и всегда.
Я замерла от его невинного прикосновения и захотела, чтобы мы так стояли как можно дольше, в идеале — вечность. Но…