Она стояла, держась за ручку двери и не решаясь повернуть ее.
— Я не неволю вас, Шура, вы должны сами принять решение. Вы можете уйти, но в таком случае, я вызову своего поверенного прямо сейчас. Я не стану ждать до Лондона, чтобы предъявить расписки к оплате. И если вы не хотите, чтобы ваш брат оказался в тюрьме, вам придется дать мне то, чего я хочу. Прямо сейчас, Шура.
Он снова подошел к ней вплотную. Она плакала, но уже не надеялась, что его это остановит.
Он провел рукой по ее мокрой от слёз щеке, а другой рукой принялся расстегивать пуговицы на вороте ее платья.
— Пожалуйста, Андрей, не надо!
Она впервые назвала его по имени и не заметила этого.
— Ты еще можешь уйти, — прохрипел он, тоже переходя на «ты».
Казалось, он даже протрезвел. Во всяком случае, пальцы его действовали ловко и быстро, и через минуту он коснулся ее груди.
Она зарыдала.
Он подхватил ее на руки, понес назад к дивану.
— Не надо! Не надо!
Но он уже не слышал ее. Она видела такое желание в его глазах, что понимала — он не остановится, что бы она ни говорила.
23. Заплатить по счетам
Ее волосы пахли сиренью, а кожа была мягкая словно шёлк.
Он никогда еще не испытывал ничего подобного — такого восторга, такого сводящего с ума желания. И уже не мог остановиться. Даже если бы очень захотел.
Она не кричала и не пыталась вырваться. Она будто заледенела в его руках. Даже глаза закрыла — чтобы не видеть его. И если бы он был хоть чуточку трезвее, то возненавидел бы сам себя.
Он навалился на нее всем телом, потянул вверх подол ее платья. Скользнул рукой по упругим бедрам. С ее губ сорвалось сдавленное рыдание.
— Всё будет хорошо, Шура. Всё будет хорошо.
Он шептал это, исступленно целуя ее шею и обнаженные плечи. И он не пытался ее обмануть. Ему хотелось верить, что она простит его — потом, когда всё закончится. Ведь она тоже любит его — он видел, чувствовал это, хоть она и пыталась это скрыть.
Да, если бы у него было время, он никогда не поступил бы подобным образом. Он бы ждал — столько, сколько нужно. Но уехать, оставить ее здесь одну — нет, это было немыслимо.
Даже в пьяном угаре он помнил, что для ее это — первый раз. И старался сдерживать себя, чтобы причинить как можно меньше боли. И всё равно она вскрикнула, закусила до крови губу, и в широко распахнувшихся глазах ее он увидел слёзы.
Он выдохнул виновато:
— Прости, родная. В следующий раз всё будет по-другому.
И не сомневался, что этот следующий раз у них еще будет. Потому что сейчас, как никогда прежде, он был полон решимости увезти ее в Лондон. Теперь, когда она принадлежала ему, он любил ее еще больше. И еще больше не хотел с ней расставаться.