— Но мы же братья и сёстры!
— Я знаю, но в данном случае это не имеет никакого значения. Это здание для девочек, а потому мальчикам, даже если они члены семьи, сюда входить запрещено, — объяснила я.
Я понимала, что до сих пор они жили полагаясь друг на друга и не хотели, чтобы их разлучали. Но пусть у меня и болело сердце от необходимости разделить братьев и сестёр, я всё же не могла дать им разрешение жить вместе.
— Для других служительниц, ни Тор, ни Рик не являются членами семьи. Для них они такие же чужие люди, как и все остальные. Тор, так же, как ты хочешь защитить Нору, я хочу защитить своих служительниц.
— Ни Тор, ни Рик никогда бы не сделали ничего плохого девочкам, — ответила мне Нора, замотав головой, отчего её светло-фиолетовые волосы закачались.
Я продолжила, всё же очень надеясь, что они поймут то, что я пытаюсь им объяснить.
— Я верю. А также верю, что мои служители никогда не сделают ничего плохого девушкам. Но ведь моих слов будет недостаточно, чтобы ты, Нора, в это поверила?
Нора вздохнула и опустила глаза, словно не зная, что мне ответить, а затем покачала головой. Я могла понять, что Тор и Рик хотели защитить своих сестёр, но я не могла допустить мальчиков в здание для девочек.
— Если вы настаиваете на том, чтобы оставаться вместе, то вам придётся спать в углу столовой, — сказала я.
— А почему бы и нет. Давай сделаем себе комнату в столовой, — весело сказал Тор.
Нора и Марта с тревогой посмотрели на меня и спросили, действительно ли они могут сделать себе там комнату, но я покачала головой.
— Я готова позволить вам лишь спать там. Но вы должны помнить, что в столовую могут войти все, а потому не только Тор и Рик, но и другие мужчины будут приходить туда. Это не будет вашей личной комнатой, так что вы не сможете как-либо ограничить туда доступ для других.
Видимо, после того, как я несколько раз отказала ему, Тор больше не смог сдерживать своё негодование и его лицо исказилось от гнева. Он уставился на меня и взревел:
— Столовая же такая большая! Так почему бы нам просто не сделать там себе комнату?! Разве ты не понимаешь, что мы не хотим разлучаться со своей семьёй?!
В тот момент, когда я схватилась за грудь, я услышала громкую, явно болезненную пощёчину. Это Фран ударил Тора по лицу. Фран, который вырос в приюте храма и которого всегда учили, что насилие недопустимо не при каких обстоятельствах.
— Фран… — прошептала я, смотря на него с широко распахнутыми глазами.
В его тёмно-карих глазах читалась злость. Он холодно смотрел на Тора, от чего казалась, что температура в комнате начала падать точно также, как когда злился Фердинанд.