И покинул зал.
Маги, поёжившись, переглянулись. Свободная рубаха, в которой Ара выдернули с тренировки, в нескольких местах истлела без огня, и на открытых участках кожи чётко прорисовывались вспухшие алые рубцы, повторяющие узор печати.
Он пробыл без сознания несколько суток. Отец заглянул к нему сам в конце первого дня, выслушал отчет целителя, задумчиво покивал и удалился. И в последующие дни не появлялся. С Аром неотлучно находилась мать. Следы на его теле прошли на вторые сутки: сначала стали светлее, потом словно впитались под кожу, как и не было никогда. Лихорадка отпустила на третьи. Молодой человек то метался в бреду, то часами застывал неподвижно. У мамы даже на слёзы сил не осталось. Прямая, отстранённая, она целыми днями сидела рядом и держала его за руку. Не обладая никаким магическим даром, женщина могла только самым простым способом ухаживать за Аром, и никто из целителей не заикнулся о том, что они справятся сами.
После он искал описание проведённого ритуала, от души порывшись в библиотечных книгах. Упоминания не было. Не получил он и подтверждения тому, что клятву крови его отец давал его деду, а тот, в свою очередь — прадеду. Хорошо, что у родителей нет других детей, думал Ар. Не приведи Небо испытать подобное кому-либо ещё.
Спустя полтора года у него родился брат.
Ар пришёл к отцу несколько дней спустя, относительно восстановившийся, твёрдо стоящий на ногах. Не злой, нет — другое название просилось чувству, расцветающему под кожей, как расцвела невидимым ядовитым цветком паутина-печать. Ещё не ярость и не ненависть, но уже больше, чем обида. Гибкий, стремительный, он самым невежливым образом ворвался на чуждую территорию, в святая святых — огромный рабочий кабинет, занимавший половину всего этажа. Отец чертил свои руны — упражнялся или изобретал новые, и на появление отпрыска отреагировал лёгким поворотом головы, сразу же вернувшись к увлечённому занятию.
— Разве я давал повод сомневаться в моей лояльности вам? — с порога начал молодой человек, не поклонившись, не приложив руку к сердцу в положенном приветственном жесте.
— Успокойся. Я знал, что делаю. Твоей жизни ничего не угрожало: разве я могу убить собственного ребенка?
«Нет. И то — не потому ли, что единственное заклинание матери защищает?»
— Вы не давали подобной клятвы вашему отцу!
— А с тебя взял, — кивнул родитель и полюбовался результатом особенно искусно вычерченного в воздухе узора.
Молодой человек молниеносно тряхнул кистью — с ладони слетело клубящееся облачко и понеслось в сторону переливающегося рисунка. В полёте оно кувыркнулось как мячик и развернулось лепестками пламени; отец не успел среагировать, и пламя сына в мгновение опалило его узор, обратив чёрным пеплом. Пепел посыпался на ковер, но растаял, не коснувшись ворса. И, пока родитель заинтересованно наблюдал за проявлением силы отпрыска, этот самый отпрыск следующий сгусток огня швырнул в него, как единственный доступный способ протеста. Родитель успел лишь распахнуть глаза навстречу летящему пламени, как оно наткнулось на невидимую преграду и, на миг зависнув на уровне его груди, с шипением растворилось без следа. И в тот же момент силовой волной приложило Ара: нечто толкнуло его в грудь с такой силой, что сбило с ног, повалило на спину и протащило по ковру. Грудь неприятно обожгло.