Что до Виррис… Желание видеть сестру у Элге не появилось; не то чтобы её всё ещё глодала обида, злопамятной девушка не была, нет. Но чувство гадливости не прошло и особенно остро напоминало о себе, когда её память сопротивлялась раскрытию, и когда родная магия не поддавалась контролю. День ото дня занятия становились всё более успешными и снимали всё новые блоки, высвобождая поток щедрой силы, данный природой, но и сложности случались.
До ссоры с Виррис Элге передавала ей деньги, считая себя в неоплатном долгу и желая хотя бы частично отблагодарить. Сестра, будучи немногим старше, не заменила ей мать, но в искренней, от души, заботе и опеке Элге долго не сомневалась. Вир от денег не отказывалась: она мечтала о собственной большой мастерской, дополнительной рабочей силе, в будущем — об элитном салоне, лучше, чем у госпожи Фатты. Сейчас, находясь по разные стороны стены, созданной из многолетней лжи и предательства, Элге продолжала посылать Виррис приятно тяжёленькие кошели с монетами. Со временем поняв и простив жёсткое поведение Мадвика, она всё же страшно переживала за наложение клятвы на Вир, винила себя, что не сумела смягчить наказание. Просила за неё, убеждая снять ограничитель, однако обычно мягкий и покладистый муж в этом вопросе оставался непреклонен. И Вир продолжала носить тяжесть наказания, а Элге мучилась своей виной. Леди Адорейн слугу Форрилей приняла, мешочек с деньгами не вернула. С тех пор пару раз в месяц Элге отправляла посыльного к Вир с одинаковым поручением, и ни разу тот не принёс деньги обратно.
Изредка наносил визиты господин Зоратт: справлялся об успехах Элге, за которую добровольно нёс ответственность, участвовал в занятиях и помогал в работе над памятью. Её почти полностью удалось восстановить. Расспрашивал о Виррис. С обычной своей невозмутимостью упомянул, что приезжал к ней справиться о её состоянии, но Вир не принимала его. Глядя в нарочито спокойные глаза Бьорда необычного, очень светлого голубовато-зеленоватого оттенка, словно грифелем обведённые по краю радужки, Элге подмечала и морщинку, перерезавшую лоб, и расстроенную складку губ. От души выражала господину Зоратту сочувствие и надежду, что со временем Виррис смягчится. Для Вир Бьорд — тот, кто своими руками и произнесёнными заклинаниями ограничил свободный поток её магии, а то, что он действовал по настоянию Мадвика, ни в глазах Виррис, ни в его собственных глазах смягчающим обстоятельством не являлось.
«Неплохой, кстати, человек», — думала Элге, провожая Зоратта. — «Пусть не знатен, не родовит, но разве происхождение определяет человека? Как жаль, что именно он сыграл столь непривлекательную роль в наказании Вир».