– Все время забываю, сколько тебе лет...
– Скучаешь по ним? – продолжила Виктория после небольшой паузы.
– Да, – ответил Дженази. – И не только по ним. Моя семья – это не только дети, но и друзья. Они ждут меня.
Виктория нахмурилась.
– Ты, когда возвращался, совсем не о нас с Ранмаро и Юрикой думал. Не знал ведь даже, что мы есть. Верно?
Дженази не хотел себе в этом признаваться, но дочь Валерии начинала его раздражать. И пугать.
– Верно.
– Тогда зачем ты здесь?
– Из-за Ришари. И ради Нолы.
И вот они пришли. Дженази узнал эти холмы и полевые травы, что укрывали их пестрым полотном из всех оттенков зеленого и желтого, белого, красного, синего и фиолетового. Больше ста лет прошло, а земля эта все та же, и даже цветочный узор не изменился ни капли. Адонисы, анафилисы и гониолимоны вместе со своими полевыми соседями росли, казалось, на тех же самых местах, и точно так же несильный теплый ветер раскачивал их соцветия, в такт ритму, которым жило само Небо. Время остановило здесь свой бег. Вот только три детали, всего три, отличали это место от того, каким оно было когда-то.
Первой был исчезнувший след от удара молнии – большое черное пятно из выжженной травы и сплавившейся до стеклообразного состояния земли. Второй – кровь Нолы, еще теплая, но так сильно испугавшая его – человека, который столько пролил ее в бесконечных боях. Давным-давно впиталась она в землю, и ничего не выросло на том месте из того, чему положено, по поверьям, появляться на подобных местах.
И уж совсем точно не было здесь раньше этого надгробия.
«Нола Орчи. 881 – 899».
– Здравствуй, Нола, – тихо, отчетливо произнесла Валерия, и положила на него цветы, которые собрала по дороге.
Простая прямоугольная каменная плита, серая и небольшая. Ни портрета, ни дополнительных украшений. Только надпись, высеченная неизвестным мастером. Буквы уже начинали стираться под действием ветра, дождей и перепадов температур, которыми славятся степи. Ранмаро, Виктория и Юрика смотрели на нее с той странной печалью, которая появляется, когда человек видит могилу незнакомого лично ему человека, но такого, о ком другие рассказывают только хорошее – искренне. И пусть Нола погибла так давно, что лишь бессмертные Гвардейцы и Валерия помнят ее – они оплакивали ее, пусть и без слез.
– Я хочу побыть один, – сказал Дженази, и все без лишних слов отступили.
***
Валерия не останавливалась, пока расстояние между ней и надгробием не стало таким, что нельзя уже было рассмотреть лица ее бывшего врага.