В конце – картошка фри и два гамбургера со свиными котлетами.
– Здесь вкусный кофе.
– У нас в столовой тоже, – съязвила я, мысленно облизываясь на вкусняшки. Жирно, вредно. Но как же хочется жрать.
– Нет, здесь действительно хорошо. Плюс – это мой ресторан.
Посмотрела на Никиту с сомнением.
– А что тут такого? – спросил Ворошилов, после чего развернул один из гамбургеров и, честное слово, облизнулся. – Франшизу любой купить может.
– Любой миллионер.
– …ардер, – поправил меня шеф, с наслаждением откусывая сочный кусок от своих булочек.
– «…ардер», – передразнила я Волка. – А питаешься, как студент, который празднует получение стипендии.
– Прелесть – в мелочах, – заявил Ворошилов. Я принялась за блинчики с брусничным джемом. – Когда я был студентом, я этого не ел. У нас был шведский стол со стейками, свежими морепродуктами и азиатские пятницы.
– Представляю, как выглядел твой подростковый бунт. Небось, сбегал в супермаркет, чтобы тайком купить фабричный майонез с ГМО?
– Ты смеешься, – заметил Ворошилов недовольно. – А я вермишель «Паутинку» попробовал впервые в двадцать три.
– Ничего не потерял, – заверила я его.
Вот уж точно – сытый голодного не поймет. Или голодный – сытого. Если бы у меня в студенчестве был шведский стол вместо сосисок в тесте, может, не пришлось бы два раза в больнице с гастритом лежать. А кто-то страдает по макарошкам. Бедненький.
Я макнула картофельный оладушек в соус.
И все равно вкусно. Пока горяченькие и хрустят. Ням-ням-ням.
– Может, скажешь, зачем тебе тональник, – не удержалась я.
Разговор все равно не клеился, тишина уже минуты три как ставит меня в неловкое положение.
– Для татуировок, – Ворошилов переключился на кофе.
– У тебя нет татуировок, – поймала я собеседника на лжи. Так и хотелось пожурить Волка за такую промашку. А ведь говорил, что между нами только правда. – Слушай, это глупая отмазка. Я видела тебе без одежды. И не раз. Только если ты не хочешь сказать, что у тебя забита татуировкой задница…
Потому что часть члена я тоже успела лицезреть и, насколько помню, он был чист.
– У меня забиты обе руки, – как-то неуверенно произнес Никита, делая это признание. – Закрашиваю тату только для офиса.
– В клубе же ты не работал, а наколок не было видно, – заметила я осторожно. Мне по-прежнему не верилось.
– Но приехал-то из офиса, – парировал Ник, заводя машину. Наконец-то он доел.
– А в субботу?
– А ты не думаешь, что ты – тоже часть моей работы? Мне не нужны слухи в офисе или фотографии в Интернете.
– Ну да, а теперь признался, потому что… – Я предложила Ворошилову закончить предложение самостоятельно.