– Этот сукин сын выжил! Выбрался из адова пекла, – проворчал Лукас.
– У тебя остались шрамы после того боя?
– Осталось кое-что, да, – нехотя ответил Лукас. – Я решил оставить службу. Тот парень, Джо, тоже.
– Значит, его талисман работал?
– Он работал только на войне. Джо погиб в первый же день возвращения на гражданку. Его сбил автомобиль на пешеходном переходе. Насмерть. Так что херня все эти ваши суеверия…
– Много твоих ребят погибло?
– Много, – вздохнул Лукас. – Иногда мне до сих пор снится, как я закрываю им глаза, а потом заполняю карточки со словами соболезнования для их родных. Ненавижу Рождество…
– Это случилось под Рождество?
– Моё увольнение из рядов действующей армии случилось примерно в это время. Как бывший командир отряда, я сам доставлял благодарственные письма и карточки родным погибших. В Рождество. Клаус Ольсен стал самым хреновым Сантой на всём белом свете. В дома, наряженные для светлого праздника, он приходил с холщовым мешком и доставал оттуда грёбаные послания смерти.
– Но твоей вины в этом нет, – с комом в горле сказала я. – Ты мог бы и не разносить эти послания?
– Да. Я мог бы не делать этого. Тогда семьи погибших получили бы трагические вести из рук работника почтовой службы. Он бы попросил расписаться их в квитанции о получении и ушёл, оставив их с горем наедине. А я мог рассказать семьям погибших, что их парни были настоящими мужчинами до самой последней минуты и не дрогнули перед врагом.
– Я думаю, что тогда ты был не самым весёлым Сантой, но самым смелым. Мне кажется, семьи погибших понимали, что тебе было нелегко сделать это.
– Нелегко.
– Но ты справился, Клаус-Лукас. Хоть теперь ты и не любишь Рождество.
Лукас замолчал, тяжело вздохнув.
– Теперь ты просто обязана развеселить меня, – отрывисто сказал он. – Пока я не потянулся к бутылке.
– У тебя были проблемы со спиртным?
– Полгода в запое после того Рождества. Пока однажды я не испугался неизвестного мужика, гуляющего по квартире, и только спустя минуту понял, что это моё отражение, – рассмеялся Лукас. – Потом я завязал. Без клуба анонимных алкоголиков, психологов и прочей херни. Я вспомнил, что есть ещё кое-что, любимое мной.
– И что же это?
– Байки. Трюки. У меня всегда получалось выкинуть что-нибудь эдакое. Я стал каскадёром…
Не знаю, как так получилось, но разговор опять перешёл на тему Лукаса и его жизни. Я, конечно, была этому очень рада.
Но незаметно для себя я уснула, убаюканная низким, приятным мужским голосом.
А потом я резко проснулась от постороннего звука.