— Верю. - Себе беру только американо.
Внутри довольно прохладно, поэтому Вера снимает пальто, но накидывает его на плечи вместо того, чтобы повесить на вешалку. Что-то набирает в телефоне, и только потом с извиняющимся видом кладет его на дальний край стола.
— Это сестра, мы с ней договорились быть на связи. На всякий случай.
Язык так и чешется сказать, что хотя бы об этой предосторожности она подумала, но решаю помалкивать - на сегодня ей уже точно хватит морали на будущее. Если так ничего и не поймет - я в любом случает об этом не узнаю.
— Чем ты занимаешься? - На этот раз Венера сама пытается завязать разговор. - Просто… Ты знаешь, что я танцую, а я о тебе совсем ничего не знаю.
— Может, не нужно и начинать узнавать? - пытаюсь гладить отказ шуткой. Не говорить же этом перепуганному ребенку, что я убиваю людей за деньги. Даже если это плохие люди. И даже если это совершенно законно.
— Хорошо, прости. - Она смиренно кладет на стол кончики пальцев и садится совершенно ровно, как будто кто-то приколотил ее к невидимой доске. - Если у тебя планы, то можешь… - Кивает себе за спину. - Я взяла кошелек, так что…
— У меня есть планы, да, но они подождут.
Хотя, какие там к черту планы? Устал - физически, морально. Нет никакого настроения корчить из себя классного парня ради разового перепихона. Выгуляю ребенка и поеду домой - спать. В конце концов, подрочу на сон грядущий.
— И где ты танцуешь? - Нужно все-таки поддерживать разговор.
— Спортивная школа номер тридцать шесть. И еще я там преподаю уроки танцев.
— Такая маленькая, а уже целая училка.
— Звучит как издевка, - снова хмурится она.
— Звучит как похвала - я вот с детьми вообще не умею находить общий язык. - Вспоминаю как однажды один мой теперь уже бывший друг оставил на меня брательника-трехлетку, и за те два с половиной часа я успел возненавидеть все человечество в лице одного вечно ревущего засранца.
— Достаточно просто один раз показать кто главный и тогда все очень просто.
Она определенно в своей стихии - даже не замечает, как начинает рассказывать о буднях танцевальной школы, о своих ученицах, об их родителях, о том, что мечтает однажды сама танцевать на большой сцене. Трещит без умолку. Обычно меня раздражает такая болтовня, но то ли настроение подходящее, то ли девчонка - прирожденная рассказчица, но я сам не замечаю, как потихоньку включаюсь в разговор.
И только когда она выскребает из креманки последние лужицы растаявшего мороженого, до меня доходит, в чем дело.
Какой бы несуразной, странной и наивной она ни была, именно вот так - в моем больном воображении - и должна выглядеть «нормальная жизнь». Образно, конечно, но я бы хотел, чтобы в моих серых междувоенных буднях был такой ванильный островок. Типа, вот я вернулась оттуда, где было «горячо и опасно» и есть кому позвонить, с кем просто тупо поговорить обо всем, а не только о стволах, гонорарах и бабах.