— Так, посмотрим, что тут у нас, — пальцы Тимура быстро набирали какой-то текст на одной из трех клавиатур, расположенных на столе. Экран монитора в это время по-прежнему оставался пепельно-серым. При этом Тимур бормотал едва слышно:
— Так. Маковский. Забыл, который из них? Константин или Владимир? Думаю, Константин, — пальцы Халфина продолжали все так же порхать над клавиатурой. На экране замелькали какие-то картинки, не давая возможности сосредоточиться ни на одной из них.
— Так-так, — продолжал беседовать с кем-то Тимур. — Угу-угу, — наконец, нажал еще одну кнопку. Ткнул пальцем в монитор. Обратился в Людмиле: — Посмотри. Она?
— Да, — растерялась Милочка, — как ты догадался?
— Я предположил, — казалось, Халфин всецело погрузился в свои мысли. — Боюсь тебя разочаровать, но в вашем музее хранится не оригинал полотна. В самом лучшем случае — копия.
— Почему ты так решил? — Людмила не собиралась сходу признать, что известный на всю страну музей заполнен копиями великих мастеров.
— Потому что я видел оригинал. И знаю, где он находится.
— Так скажи мне! — Милочка вздрогнула от нетерпения.
— Скажу, — кивнул Халфин. — Но перед этим мне нужно кое-что сделать. Обождешь пару минут?
— А у меня есть выбор? — пожала плечами Милочка.
Людмила не отводила взгляд от монитора, на котором все так же мелькали загружаемые неизвестные ей программы. В открывающиеся окна вставлялась картинка с изображением все того же портрета барышни-боярышни. Казалось, что Халфин видоизменяет, осовременивает портрет девушки. Вначале с её головы исчез кокошник. Убранные под него волосы о цвете которых, как и о прическе, приходилось только догадываться, преобразились в короткую современную стрижку. А потом лицо девушки начало неуловимо взрослеть, а затем и стареть.
Милочка охнула, прикрыв рот ладошкой. С экрана на неё смотрела женщина, с которой она провела три недели на вилле в Нормандии.
— Мадам Марта? — все еще сомневалась Людмила.
— Да, — кивнул Тимур. — Именно в её квартире я и видел картину, о которой вы говорили сегодня за ужином. Но, если честно, раньше мне и в голову не пришло сопоставить изображение с лицом Дианы. Ровно до той поры, пока вы не заговорили о барышне-боярышне.
— А почему ты решил, что у неё, Марты, подлинник?
— Потому что этот портрет был едва ли не единственным что забрал с собой прадед Марты, когда бежал из России после переворота, называемого сейчас революцией. Портрет матери и единственная дочь — вот все, что было ценным для мужчины одномоментно лишившегося всего: имени, состояния, имения и родины.