Ребенок, девочка, был абсолютно здоров и горласт настолько, что не давал спать по ночам многочисленным кормилицам и нянькам.
Девочку нарекли Анной. И крестили спустя две недели после рождения.
Павел не чаял души в дочери, с каждым годом становившейся все больше и больше похожей на мать. Однажды, когда девочке исполнилось пять, Оленин стал свидетелем тому, как нянька Дуняши отчитывала маленькую озорницу:
— Лицом — вылитая мать! А характером не в неё. Не иначе, как в того ирода окаянного уродилась! Уж я-то помню Дуняшу! Милая, спокойная, аки ангелок! А ты только и умеешь, что орать да прислугу доводить до белого каления!
— И почему же я ирод окаянный? — Оленин стоял за спиной старой женщины, ожидая объяснений. Увидев, как заметалась нянька, как забегали её глаза, спросил. — Или ты не обо мне говорила?! Тогда — о ком?! Признавайся немедленно!
— Ты сам виноват, барин! — нянька быстро перешла в наступление, желая оправдать свою любимицу. — Ты его в дом привел! Ты оставлял жену молодую без присмотру! А она! — запнулась. — А что она?! Дитё малое неразумное! Ты, барин, виноват в том, что случилось!
— Ты хочешь сказать, что это не моя дочь? — растерялся Оленин.
— А Бог его знает, твоя или не твоя! — вздохнула нянька. — Знаю только что плакала моя Дуняша дни и ночи напролёт до самых родов. Не иначе, вину чувствовала.
— Но почему она мне ни о чем не сказала? — Павел словно только сейчас заметил девочку, слушавшую перебранку взрослых с приоткрытым ртом. Велел няньке: — Отведи ребенка в детскую и сразу возвращайся!
Оленин ходил из угла в угол. Он всегда считал свою жену выше мирских страстей. И любил её так сильно, как только мог! Если бы Дуняша призналась! Он все ей простил бы!
Дверь комнаты скрипнула. Вернулась нянька. Уставилась, не мигая на Оленина:
— И что теперь будет, барии?
— Ничего не будет, — Павлу хватило времени, чтобы принять решение. — Это моя дочь! В глазах общества пусть так и остается! А ты, — строго посмотрел на старуху, — держи рот на замке! И даже в страшном сне не вздумай повторить то, что только сказала! Ты поняла?!
— Поняла, поняла, — закивала нянька. — Я пойду? А то доченька ваша снова раскапризничалась.
Павел Оленин строго следил за воспитанием девочки. Когда заметил её внимание к противоположному полу, дабы избежать возможных эксцессов, подыскал ей хорошего мужа. Был счастлив, поняв, что молодые люди понравились друг другу.
После смерти отца Анна унаследовала особняк на Остроженке и пара перебралась в дом, где Анечка появилась на свет.
Размеренная московская жизнь была не по нутру Анне! Её деятельная и кипучая натура требовала постоянной смены впечатлений, общества, в котором она сможет блистать! Накануне русско-японской войны семья перебралась в Петербург. А еще через два года в семье родился ребенок. Да-да, снова девочка. Мария. Машенька. Манюня, как звал её отец.