Акула пера в СССР (Капба) - страница 10

Теперь было ясно, откуда всё это. Не эхо войны — генетика!

— Гера, вы меня не слушаете? Вы ведь придете на премьеру?.. — она чуть поменяла позу.

Я думал, эти фишки появились с явлением такой казни египтской, как инстаграм, а оказалось — женщины владели этим вечность.

— А когда премьера?

— Сегодня, Гера! — в ее голосе было столько укоризны, что, будь я Герой, я бы точно приперся с огромным букетом цветов, на который, наверное, потратил бы всю оставшуюся двадцатку.

Но Герой я не был, и потому глянул ей в глаза и сказал:

— Нет, — и, развернувшись на каблуках, пошуровал по асфальтовой дорожке прочь.

Он мне еще спасибо скажет, если мне удастся свалить отсюда обратно, в своё тело и своё время.

До Слободки было около пяти километров, так что времени на подумать хватило. Я уже понял, что со мной случилось, и принял это как данность.

Я — попал. Ну так, как попадают герои книжек про попаданцев. Только — не в обожаемый мной век 19, железный, поистине суровый век, с пароходами, револьверами, сыщиками, хрустом французской булки и прогрессом, который шагает семимильными шагами, а в самый советский из всех периодов. Брежневская эпоха, она же застой. Время юности моих родителей, эдакий глаз бури между ужасами Великой Отечественной и маразмом перестройки. Черных воронков и краповых околышей уже не было, черных кожанок и бритых затылков — пока не было. Можно было выдохнуть и осмотреться. В конце концов — вдруг я тут временно? Может быть, если хорошенько напиться еще раз — то вернусь обратно? Что там у него было — коньяк? Ненавижу коньяк.

Но в магазин зашел. "Дружба" была как раз по пути. С таким названием гастроном просуществовал долго, только году этак в 2020 его выкупили и переименовали во что-то американоподобное. Но здесь — "Дружба" предстала передо мной во всей красе.

Первое, что я увидел, отворив двери — это монументальная краснощекая продавщица в халате, который имел в виду, что он белый, и в синем переднике. Богатырскими движениями она нарезала вареную колбасу и заворачивала ее в крафтовую оберточную бумагу, и в таком виде взвешивала на больших синих весах. Потом орудовала гирьками, называла вес, цену, протягивала кусок вожделенной докторской покупателю и с видом царицы говорила:

— Дальше!

Я, как зачарованный, смотрел на толстенную стопку бумаги, которая уменьшалась весьма стремительно, и пытался посчитать, какие бабки эта хитрая тетка делает в сутки, или сколько батонов колбасы она уносит домой в конце смены?

— Кабы добра жыць у шчасi, трэба красцi, красцi, красцi! — сказал мне в самое ухо дедок в какой-то странной тюбетейке. — Глянь, какой мамон Гавриловна наела! Небось не бумагу топчет! Ты в очереди стоишь или так — посмотреть пришел? Колбасу когда еще завезут, так что давай, шевелись.