Фактически, обсуждая тему царств и царей, королевств и королей, мы подняли вопрос, который обязательно всплывает в том случае, если человек углубленно занимается самопознанием: кто же, собственно, он, наш властитель? Кто бдит над нами неустанно, кто управляет нами, от кого нам не спрятаться? Важнейший и принципиальнейший вопрос, хотя над ним и редко задумываются по-настоящему. Я, повторюсь, считаю, что за образом правителя стоит Самость, а значит, наш высший суд – внутри нас (если мы, конечно, достигли такого уровня сознания, что можем с ним контактировать). Как только мы начинаем осознавать силу этой власти, мы мгновенно обретаем точку опоры, тот внутренний стержень, который дает нам силу противостоять натиску внешнего мира. Поставьте одного истинного индивида на часу весов – он уравновесит собой целый мир! И это не преувеличение, это необходимое условие для осознанной жизни: баланс между внутренней силой и миром. За драматическим противостоянием слишком земного Пилата и Христа лежит психологический символизм. Христос имеет право представиться как царь, царь «не от мира сего». Это то право, которое дает индивидуация, это сила того, кто борется за свое до конца. Каждый, кто смог установить сознательную связь с Самостью, становится в некотором смысле королем. Королем, но также и слугой, послушником – ведь речь идет не о всевластии эго.
И да, нельзя не заметить, что видение, описанное в четвертой части Откровения, по сути, представляет собой образ мандалы: божественный престол в центре, снаружи – круг из двадцати четырех престолов, на которых сидят старцы, не забудем также четырех животных, семь светильников, – а опоясывает все это стеклянное море.
Море стеклянное, подобное кристаллу
Хотя море и «подобно кристаллу», главное все же то, что оно «стеклянное», недаром в оригинале стоит греческое hyalos, «стекло». Итак, Иоанн пишет: «и перед престолом море стеклянное, подобное кристаллу» (Откр.4:6). Как я уже говорил, «небесный двор», который здесь описан, представляет собой божественный прототип земной скинии; не удивительно, что то, что Иоанну явилось в видении, повторяет отдельные детали обустройства скиний и храмов. Даже «море стеклянное» имеет свою земную аналогию: снаружи Иерусалимского храма обычно размещался сосуд пятнадцати футов в диаметре, глубиной около семи с половиной футов. Он назывался «морем, литым из меди» и использовался для ритуальных омовений.
Интересную параллель с образом «моря стеклянного» встречаем у гностиков. В апокрифе от Иоанна божественная монада предстает как сидящий на троне монарх, который окружен «водой, источником света»: