Глава 7. Ты меня вспоминала?
Макс
– Ну и? – Настя выходит из машины и поднимает на меня строгий взгляд. – Я внимательно слушаю.
– Мне покричать погромче? – ехидно дергаю бровью. – Чтобы подробности нашей личной жизни знал весь двор?
– Ну знаешь… – задохнувшись, шипит она. – Ты что-то путаешь. Никакой нашей личной жизни нету! Что это за глупые шутки, Макс!? Ты вообще откуда появился?
– Пригласи меня в гости, – сжимая зубы, киваю головой в сторону подъезда.
– Что? – округляются ее глаза.
– Добрый вечер, Настенька, – очень громко над самым моим ухом раздаётся старческий капризный голос.
Оборачиваюсь. Вокруг нас нарезает круги какая-то дама дважды бальзаковского возраста с трясущимся от холода пуделем.
– Здравствуйте, Валерия Павловна, – чуть повышая голос, вежливо и терпеливо отвечает Настя.
– Ну так что? Зрители на месте… – приближаюсь я к Асе. Явно намекая на то, что сейчас между нами произойдёт что-то такое, после чего «дама с собачкой» обязательно попьёт чай со всеми сплетницами дома.
– А, черт с тобой! – зло сдувается Гордеева. – Пошли. Быстрей уйдёшь.
Подхватывает с заднего сиденья сумочку, папку и пакет с продуктами.
Я ловлю себя на мысли, что не обломался бы и хорошенько зацеловал ее дерзкий рот. Просто потому что!
– Давай помогу! – пытаюсь перехватить из рук Насти пакет, но она отшатывается в сторону.
– Я сама… – предупреждающе сверкает глазами.
Не оборачиваясь, гордо шествует в подъезд.
В лифте едем молча. Гордеева нарочито старается на меня не смотреть.
Но то, как она нервно оттягивает от шеи шарф, как часто вздрагивают крылья ее носа, как звенят в руке ключи, говорит мне о многом.
Нервничает, бесится. И это очень хорошо. Было бы гораздо неприятнее наткнуться на равнодушие. Значит, там, в больнице, я получил обычную женскую демонстрацию со смыслом: «нужен ты мне был, у меня все прекрасно».
Сам же я разглядываю Асин профиль, ни в чем себе не отказывая и не стесняясь.
Красивая. Совсем не изменилась, может, только черты лица стали чуть острее. И пахнет также… Вдыхаю поглубже. Корицей и мёдом. Это ее блеск для губ. Она делает его сама – топит воск с мёдом и носит в сумочке.
Меня накрывает новым воспоминанием о том, как я провожал Асю домой. Как сложно было ее отпускать, и мы целовались в этом самом лифте пока он со скрипом ехал на пятый этаж. Губы полыхали.
Сколько я тогда сожрал ее блеска для губ – страшно представить.
Сердце лупит в грудную клетку. Зачем ты так с нами тогда поступила, девочка? Какого черта я вообще здесь делаю, после этого? Дурак!