— …мое одиночество убивает меня, и должен с… — Гай хмурится. — Простите, я должен с… — Он нахмурился еще сильнее. — Должен с… — пробормотал он в последний раз, быстро моргая. Я поворачиваюсь к Росио, которая делает заметки. — Остановка речи в координатах MNI минус тридцать восемь, шестнадцать, пятьдесят.
Последовавшие аплодисменты излишни, но немного приятны. Ранее этим утром, когда вся команда инженеров притащилась в лабораторию нейростимуляции, чтобы понаблюдать за моим первым сеансом картирования мозга, было очевидно, что они предпочли бы быть где-нибудь еще. Было также очевидно, что Леви проинструктировал их не говорить ни слова о полном отсутствии интереса.
Они хорошие парни, пытались притворяться. К сожалению, есть причина, по которой в старших классах инженеры тяготеют к кружку робототехники, а не к драмкружку.
К счастью, нейронаука умеет защищать свою честь. Мне просто нужно было взять в руки катушку и показать несколько трюков. При стимуляции в нужной точке и с нужной частотой декорированные астронавты с IQ далеко за три цифры и ящиками, полными дипломов о высшем образовании, могут на время забыть, как считать (Вау! Это правда?), или шевелить пальцами (Чудачка!), или забывать лица людей, с которыми они работают каждый день (Би, как ты вообще это делаешь?), и, конечно, как говорить (Это самое крутое, что я видел за всю свою чертову жизнь). Стимуляция мозга — это круто, и любой, кто скажет обратное, познает ее гнев. Вот почему лаборатория до сих пор переполнена. Инженеры должны были уйти после первой демонстрации, но решили остаться… похоже, на неопределенное время.
Приятно обратить кучку скептиков к чудесам нейронауки. Интересно, чувствовала ли доктор Кюри то же самое, когда делилась своей любовью к ионизирующему излучению? Конечно, в ее случае длительное неэкранированное воздействие нестабильных изотопов в конечном итоге привело к хронической апластической анемии и смерти в санатории, но… вы поняли мою мысль. Это значит, что когда я говорю: — Думаю, я получила от Гая все, что мне нужно. На сегодня мы закончили, — комната разражается разочарованным стоном. Мы с Леви обмениваемся забавными взглядами.
Для ясности: мы не друзья или что-то в этом роде. Один совместный ужин, одна ночь, проведенная в комнате, где хранится три четверти моих любимых книг, и одна зевающая поездка на машине на могилу Ноя Мура, во время которой он вежливо заметил, что я не утренний человек, и сохранял блаженную тишину, не сделали нас с Леви друзьями. Мы по-прежнему недолюбливаем друг друга, жалеем о том дне, когда познакомились, желаем зла друг другу и т. д. и т. п. Но как будто на прошлой неделе, за веганскими тако, нам удалось сформировать непростой, рудиментарный союз. Я помогаю ему делать его дела, а он помогает мне делать мои.