На биремах тоже заметили торговый корабль — и поднажали. Минуты через две военные корабли приблизились настолько, что можно стало различить рисунки на их парусах — знаки бога Мелькарта, военные эмблемы Тира.
Строй бирем изогнулся полукольцом, и они ещё прибавили ход, собираясь взять униеру в клещи, а затем окружить и остановить. В этот момент на палубу и выскочил уведомлённый Мена об опасности хозяин — закончив все расчёты с пассажиром.
— Ашторет!.. — вскричал он, воздев руки к небу. — Пираты совсем обнаглели! Под наш царский флот маскируются! В прибрежных водах Эллады промышляют! Куда катится этот мир?! Разбойники, вам нужен мой груз?! — финикиец с отчаянием дёрнул себя за бороду — и стремительно обернулся к гребцам. — Ну-ка, поднажмите, ребята!.. Поднажмите!.. Эти ж бандиты вас в рабство продадут!.. За свободу, ребятушки, за свободу! Ударим вёслами!.. Быстрей!.. Дружно! Сильнее! Уже видно Афины, мы успеем! Давайте, давайте! — орал он, срывая голос и бегая вдоль скамей по палубе. — Нам бы только этот мыс обогнуть, а там уже и Пирей! Ну же, ну, ребятки!.. Кормчий, не спать!.. Твёрже рули держать!
Гребцы, напуганные угрозами потерять свободу, утроили усилия, и заработали вёслами как никогда. Униера рванулась — и вырвалась из тисков. На биремах тоже поднажали — и беглецов вновь начали догонять.
— Ну! Ну! — орал хозяин. — Держать темп! Мы сможем!.. Сможем!.. Немного осталось, друзья, немного!..
Уключины скрипели от непосильной нагрузки. Корабль летел. Нос его зарывался в волны, поскольку на такую скорость волнорезьбы его не рассчитывали. Вода вокруг бортов пенилась, и униера неслась, как дикая лань от собак.
Гребцы покрылись потом с ног до головы — лицо, шея, плечи, спина и грудь, — бедняг словно окатили из ведра. Купец сорвал голос. И, похоже, ценой безумных усилий им на какую-то минуту всё-таки удалось развить и удержать скорость военной биремы, потому что преследователи отстали на две гхальвы[1]. Корабль обогнул мыс, и перед беглецами открылась огромная гавань с беломраморными причалами и чернобокими кораблями, что лениво покачивались у блестящего пирса, наводнённого пёстрой шумной толпой.
Биремы сзади вновь начали нагонять…
И в этот момент из порта стремительно вылетела стройная греческая триера и величественно прошла между преследуемыми и преследователями.
Биремы покорно остановились, пропуская её — ибо не пропустить военный корабль Греции, госпожи морей, равнялось самоубийству… да ещё и в виду главного греческого порта.
Все знали, что у каждой триеры, военного корабля Эллады, выходя из острого носа, скрывалось под водой страшное пятиметровое металлическое лезвие — острое, как бритва. Это позволяло грекам на расстоянии пробивать борт противника, самим оставаясь на относительно безопасном расстоянии. А ещё у греческих судов был киль, ускорявший их ход и придававший устойчивость. Что же до триер, то они насчитывали четыре яруса: первый — палуба, а на трёх нижних размещались гребцы. Таким образом, триера обладала тремя рядами вёсел с каждой стороны, что несказанно ускоряло её ход. Сто восемьдесят вёсел, не считая кормовых! Разве удивительно после этого, что все прочие корабли убирались с дороги греческих триер! Никого не было сильнее эллинов на море, да никто и не смел оспаривать у них это первенство.