Утюга мне почему-то пожалели, но я вполне справился с глажкой нового подворотничка и так. А потом отправился в санузел и в койку. Тело уже болело, но завтра предстоял новый день.
Следующее утро началось ровно так же, как и предыдущее, если не считать боль в мышцах. Но распорядок менять никто не собирался, к тому же Фёдоров чётко дал понять, что чем тяжелее мне на физподготовке, тем более активно будет закаляться мой дух, что нам в общем-то и надо. В моей голове всплыла фраза «Духи не знают усталости», причем в двух контекстах. Как в отношении не материальных сущностей, так и салабонов, которым во время курса молодого бойца жаловаться на нагрузки не положено. Но в любом случае никакого втягивающего режима тренировок мне не обломилось, пришлось сцепить зубы, отправится в спортзал и страдать. Надеюсь майор знает, что делает и у меня не случится выброс неведомой псионической дряни от счастья. После спортзала расписание повторилось. Пришлось грызть гранит науки. А затем сопротивляться давлению на свой разум. По понятным причинам радости мне это не добавило, но злость была хорошим годным стимулом, чтобы бороться с попытками наставника влезть мне в голову. Возможно он её провоцировал специально, но это не имело значения. Главное, что это работало.
Затем дни слились в одну сплошную череду. Светлым пятном на фоне нагрузок на разум и тело было только то, что вскоре я перешёл на нормальную пищу. И предсказуемо молодой растущий организм с имеющимся образом жизни жрал как не в себя. А в остальном был спортзал, учёба, тренировки разума, домашние задания и сон. От д/з увиливать не смотря на усталость не было смысла, тут кроме меня некого «вызывать к доске». Надо кстати заметить, что училка была довольно желчной особой. Ну а может просто не любила псиоников, поди разбери.
Зато учили меня на совесть, что не могло не радовать. Количество знаний увеличивалось, я всё лучше понимал обстановку за пределами своего места жительства. Майор всё больше усложнял мне задачи вечером, то грубо пытаясь меня сломить, то действуя тонко настолько, что я с трудом мог отследить его проникновение в свой мозг. Со второго месяца Фёдоров и вовсе начал жестить, предпринимая попытки влезть в мою голову во время тренировок, учебы и приёмов пищи. Возможно лез и во сне, но тут ручаться сложно. Свой разум в этом состоянии я не контролировал, хотя наставник грозился обучить и этому со временем так же, как и различным способам его защиты кроме голой воли.
Свежая струя в моей довольно однообразной жизни случилась только через три месяца, когда вечером майор повел меня не привычным маршрутом, а к новой двери. Открылась она только после того, как камера считала с моёра биометрические данные. Зайдя внутрь я обомлел.