Он погасил свет, погружая нас в темноту. Внезапно я почувствовала, будто нахожусь в лесу, зная, что кто-то меня преследует. Кровать просела под весом Луки, и, сжав губы, я схватилась за край, позволяя себе лишь неглубокие вдохи.
Когда он лег, матрас прогнулся. В ожидании, что Лука потянется и возьмет то, что принадлежит ему по праву, я затаила дыхание. Неужели так будет всегда? Неужели я буду несчастна до конца своих дней, а мои ночи будут наполнены страхом?
Рухнуло давление последних нескольких недель или, может, лет, и меня охватили беспомощность, гнев и страх. Ненависть к отцу переполняла меня, но хуже всего был острый нож разочарования и печали. Он отдал меня человеку, о котором ничего не знал, за исключением репутации настоящего убийцы; предложил врагу, чтобы тот делал со мной все, что заблагорассудится. Человек, который должен был защищать, сунул меня в руки монстра чтобы удержать собственную власть.
Из глаз хлынули горячие слезы, но давление в груди не убавилось. Оно становилось все сильнее, а затем я, не в силах больше сдерживаться, вздохнула и всхлипнула. Возьми себя в руки, Ария. Я пыталась бороться, но еще один задушенный всхлип все-таки сорвался с губ.
– Ты будешь реветь всю ночь? – послышался в темноте холодный голос Луки.
Конечно же, он еще не спал. Для человека, занимающего его положение, лучше всегда держать ухо востро.
Я уткнулась лицом в подушку, но теперь, дав волю слезам, уже не могла их унять.
– Не представляю, как бы ты плакала, если бы я тебя все-таки взял. Может, я должен тебя трахнуть, чтобы дать реальную причину для слез?
Я подтянула ноги к груди, пытаясь съежиться и стать как можно меньше. Меня не побили и не изнасиловали, но я не могла совладать со своими эмоциями.
Лука пошевелился, и мягкий свет заполнил комнату. Он включил ночник на тумбочке. Я ждала, точно зная, что он смотрит на меня, но продолжала вжиматься лицом в подушку. Может, он уйдет, если его окончательно достанет шум. Когда он прикоснулся к моей руке, я так яростно дернулась, что непременно упала бы, но Лука подтянул меня к себе.
– Довольно, – произнес он низким голосом.
Этот голос. Я тут же успокоилась и позволила Луке перевернуть меня на спину, вытянула ноги и лежала без движения как труп.
– Посмотри на меня, – приказал он, и я повиновалась.
Наверное, это тот самый печально известный его голос, которого невозможно ослушаться?
– Я хочу, чтобы ты перестала плакать. Я хочу, чтобы ты перестала вздрагивать из-за моих касаний.
Я завороженно кивнула.
Он покачал головой.
– Этот кивок ничего не значит. Думаешь, я не узнаю страх, когда он на меня смотрит? Когда я выключу свет, ты снова будешь рыдать, как будто я тебя изнасиловал.