Мозг лихорадочно искал избавления от происходящего кошмара. Я попытался одолжить у соседа его кота, честно объяснив свою необычную просьбу. Отказ последовал незамедлительно. Он не хотел подвергать своего любимца этому испытанию, ведь речь шла не о какой-то недоразвитой мышке, а о крупном агрессивном хищнике. Ещё неизвестно, как обернулось бы их противостояние. В результате, и это моё начинание не нашло своего развития.
Очень часто в моём сознании прокручиваются, звучат и я даже напеваю, теша тем самым свою интимную склонность к музыке и мелодичным стихам, – мелодии и слова полюбившихся песенок. Душа, что ли, поёт? Почему-то, тогда, меня "преследовала" одна из песен, полюбившегося мне уже давно, талантливейшего и близкого мне по духу поэта и композитора Александра Дольского – "Алёнушка".
"Алёнушка, Алёнушка – Алёна сероглазая. Ты сказку мне, Алёнушка, рассказывай, рассказывай …” Ассоциативная способность к обобщению неожиданно подтолкнула меня к мысли о том, что неплохо бы нашу гостью назвать … Алёнушкой. Вот так, вот, без причины и с каким-то непонятным пока для меня проявившемся пиететом по отношению к крысе, Она приобрела имя. Всё остальное оставалось по-старому…
Уверенность близкого где-то Её присутствия вносила ощущения внутренней дрожи. Аналитические вычисления и прикидки Её местоположения на нашей большой кухне подвинули меня в один из ближайших дней проинспектировать дальний и труднодоступный угол кухни между столом и телевизором, где были беспорядочно складированы книги и видеокассеты – куча-мала, что называется. Так осторожно, как мне только позволяла моя брезгливость пополам с боязнью, стал медленно перекладывать с места на место одни за другими книжки и кассеты, постепенно пробираясь вглубь, осознанно приближаясь к опасности чего бы то ни было. Физическое ощущение воспалившихся оголённых и искрящихся, как высоковольтные провода в густом тумане нервов не покидало меня, а мой рассудок находился на грани потери сознания в предвкушении развязки. По какой-то мистической примете книга Уильяма Шекспира "Укрощение строптивой" была приподнята последней перед тем, как … мы встретились с Ней глазами. И застыли, как заворожённые. Это был момент истины. Момент наивысшего нервного накала, длившийся мгновение. Не помню себя после этого. Не могу поручиться с уверенностью в том, что произошло со мной потом.
Теперь, мои сомнения развеялись, как дым. Я понял и то, что не только мы, а и Алёнушка пребывала в состоянии страха. Затаилась. Замерла. Голодная, без питья, не предпринимая никаких попыток самоспасения и освобождения из неволи. Смирилась, что-ли? Это было так не похоже на то, о чём я был наслышан до этого. Агрессивность и кровожадность этих млекопитающих была непреложным фактом и определённым стереотипом в сознании при их характеристике. Недаром, в гитлеровской Германии, во многих антисемитских пропагандистских фильмах и рисунках того времени, "любимые" нацистами евреи ассоциировались по своему образу и подобию с крысами, как с гнуснейшими тварями в их "цивилизованном" арийском представлении.