‒ Спокойно, бунтарка давай садись поешь, ‒ что он и сделал, указав мне на стул напротив и налил вино в бокалы.
Я села на стул с большим вздохом.
‒ О, как мне надоело играть в эти игры!
‒ Мы в Эдинбурге.
‒ Нет.
‒ Да.
‒ Ты издеваешься надо мной?
‒ Даже не думал.
‒ Мне кажется, я схожу с ума. И какой сейчас, по-твоему, год?
‒ Как это какой год? 1822 конечно! Что с тобой?
‒ 1822! ‒ повторила я, а потом начала смеяться.
Что за странная девушка, подумал Дэвид то ругается, то дерется, теперь смеется ни с того ни с сего, может у нее не все в порядке с головой? Ну и ладно, она ему и такая нравится даже. Что-то есть в ее спонтанных порывах и настроениях.
Перестав смеяться, я подошла к окну и слезы покатились у меня из глаз. Дэвид подошел сзади совсем не слышно и, обнял меня за плечи. Сейчас я не чувствовала исходившую от него опасность, мне нужно было почувствовать, что кто-то рядом, что я не одна, потом, все остальное потом, я повернулась и уткнулась лицом ему в грудь. Обняла его за талию и тихо плакала. А он гладил меня по голове и спине, шепча какие-то успокаивающие слова.
Первый раз он видел такое, своими слезами девушка не хотела чего-то добиться, не устраивала истерик. Это было искренне, было видно, что она в растерянности.
В дверь снова постучали, вздрогнув, я отстранилась от его груди прошептав:
‒ Спасибо.
Принесли воду для ванной и запас дров для камина, после чего удалились.
‒ Ты не хочешь принять ванну?
Я помотала головой.
‒ Я только умоюсь. Смою с себя дорожную пыль.
Мои движения были на автомате, вот что значит, наверное, режим ‒терминатор. Я зашла за ширму и через пять минут уже вышла, оставшись в одном белом платье.
‒ Ты понимаешь, что так не принято ходить перед мужниной, с которым ты не в браке? Я могу не выдержать и наброситься на тебя, ‒ пошутил он.
Я взглянула на него недоумевающим взглядом.
‒ Да, брось ты! Это всего лишь платье и в моем времени, оно очень даже скромно выглядит.
‒ В каком это твоем времени?
Я, не ответила, взяв со стола бокал с вином, устроилась в кресло возле камина.
‒ Ну, как знаешь, а я вот от ванны не откажусь, ‒ от нее все еще исходил пар.
Дэвид разделся, не стал отгораживаться ширмой, специально, чтобы вызвать эмоции и, вновь увидеть румянец на щеках этой девушки. И с каких это пор, он стал таким романтиком? Погрузившись в горячую ванну, прилег, опустив голову на край и, немного прикрыв глаза, смотрел на профиль девушки, сидевшей в кресле и не сводившей взгляда с огня в камине.
С ней произошли перемены, это было видно, она как будто была не здесь.
Интересно, о чем она думает? Он не хотел сейчас пытать ее.