Кира
…Кислотный дождь на улице, окно мое блестит. Так сильно бьётся сердце, когда в ответ твое молчит… (стихи из личного блокнота Киры)
Сегодня мы встретились с Таней в одной кафешке в центре города. Таня вытащила меня, а я согласилась. Потому как в последнее время вижу только бледно-зеленые стены больницы и белые халаты. Брата я навещаю каждый божий день.
– Ты как? Пришла в себя? – глядя на меня, с грустью спрашивает Таня.
При этом она уминает уже второе пирожное по счету. А я не могу понять, как сочувствие может сочетаться со сладким? Мне кусок в горло не лезет. Наверное, поэтому я сильно похудела…
– Никак, ужасно… Жалко смотреть на Богдана… Слышала бы ты, что он говорит…
– А чего, например?
– Ничего хорошего. Говорит, что лучше бы сдох, чем так… Мама в панике, подсела на успокоительное, – устало вздыхаю.
– Жесть! Господи, как его жалко. Такой клёвый парень был…
– Тань, он ещё не умер, – криво поджимаю губы, а затем отпиваю немного чая.
Горячий напиток обжигает горло, и я жмурюсь. Жаль, что чай не может согреть мое сердце, которое с каждой секундой становится холоднее.
Мне уже ничего не хочется. Ни учится, ни радовался, ни есть, ни пить. Блокнот со стихами я забросила в самый дальний ящик письменного стола. Писать совсем не могу…
Все мои мысли только о брате, я переживаю за него. Все о чем могу думать – это его здоровье.
– Да уж, фигово это все. Скоро учеба. Как ты будешь ходить? На тебе же лица нет. Совсем на себя непохожа стала.
– Не знаю, Тань. Как-нибудь, наверное… Надеюсь, меня не вышвырнут в первый же семестр за серое лицо и неуспеваемость, – стараюсь пошутить.
– Кир, ты должна не забывать о себе. Что произошло, то произошло. И извини, но… Спасибо, хоть жив остался… Блин, мне бы тоже хотелось его навестить. Мы, конечно, не лучшие друзья, но учимся-то вместе. Наши все тоже хотят.
– К нему пока не пускают. Только родственников. На следующей неделе переведут в другое отделение. Думаю, тогда можно будет прийти.
Перед глазами вдруг вспыхивает образ брата в нашу последнюю встречу. Его растерянное лицо ничего не выражало, словно и мышцы лица парализовало. Он почти ни о чем не говорил. Только злился на суетливость мамы возле кровати, и ворчал на недосып и головные боли.
Ужасно на него было смотреть. Каждый раз, уходя из палаты, я плачу. Вот и сейчас слезы напрашиваются на глаза.
– Кир, ну не плачь. Ну все, успокойся. Все хорошо, – поддерживает меня Танька.
– Да, все будет хорошо… – произношу и совсем не верю своим словам.
* * *
С Таней мы сидим ещё часа два и прощаемся, уже когда на город ложатся сумерки. Я провожаю подругу до остановки, а сама медленно бреду дальше.