Махатма Ганди говорил: «Где бы не возникала ссора, не противостоял вам оппонент, покоряйте его любовью»…
Эх Ганди, как научиться слушать тебя и главное – слышать… Не желать никому зла, прощать и отпускать обиду из сердца. Совсем не злиться и не изводить себя и других…
Домой бреду одна и по дороге звоню своим девчонкам. Сначала Оле и Оксане, а потом и Тане. У Ольги с Оксаной в отличие от меня жизнь бьёт ключом. Оля познакомилась в институте с красивым умным парнем, и они начали общаться. Пока до свиданий не дошло, но все идёт к тому.
Оксана была в отношениях с Мишей. Сегодня она хвасталась тем, что молодой человек предложил ей съехаться и жить вместе. В общем, девчонки, как и раньше, жили беззаботно и счастливо.
У одной меня в жизни была какая-то черная полоса, даже не полоса, а большая дыра, которая не отпускала, не хотела смягчиться.
Уже не помогали слезы, я перестала реветь. Но не смирилась. Боль в моем сердце настолько сильная, что, наверное, ее уже ничем не погасить. И от безысходности становится грустно.
Вечером мы по традиции едем к Богдану и снова у него на устах одни и те же фразы:
«Зачем мне жить», «Я калека», «Я только всем мешаю», «Не нужно ко мне приходить», «Как вы все меня достали».
В больнице мы сильно ссоримся с братом, и я выхожу на улицу. Следом за мной выбегает зареванная мама.
Сначала мы молча бродим по территории больницы. Ждём папу, который по странной причине остался в палате с Богданом. А потом мама садится на лавочку, и я присаживаюсь рядом с ней.
– Это безумие никогда не кончится… – причитает мать, вытирая платком слезы.
– Да уж. Богдану сейчас тяжело… – соглашаюсь я тихо, вглядываясь в ее лицо.
Всю дорогу меня терзал вопрос. Я хотела знать, почему она приходила к Дамиру. Но… но честно сейчас, оставшись с ней наедине, я понимаю что спрашивать ее об этом нет смысла. Что сделано, того уже не воротишь.
Я вижу маму уставшую с болезненным цветом лица, хоть она и замаскировала его пудрой и румянами. Все равно я вижу. Передо мной совершенно другой человек. Не та прежняя мама, которая часто улыбалась и слишком эмоционально относилась ко многим вещам. Нет, она стала совсем другой.
Все мы изменились в той или иной степени. Авария подкосила нас и исковеркала наши линии жизни.
– Мам, я плохой человек? – вдруг спрашиваю у нее.
– Что, дочь? Не-е-ет. Конечно, нет. С чего ты это взяла?
– Не знаю, все факты налицо. Мне постоянно не везёт. Наверное, я плохая.
– Кира, я сейчас не понимаю о чем ты? Что-то случилось в институте? – взволнованно спрашивает мама.