Дамир не виновен. Я виновата во всем. Я выскочила как шальная на дорогу, совершенно не думая о последствиях. Брат спас меня. А я разрушила свою жизнь, жизнь родителей, жизнь Богдана и жизнь Дамира…
Я бегу, куда глаза глядят. Выскакиваю на улицу, чуть не сбив старушку.
– Простите, – бормочу ей и быстро сбегаю вниз по ступеням.
Нет. Это паршиво. Я виновата. Только я. И больше никто…
Несусь, бегу, потом резко останавливаюсь, хватая губами холодный воздух осени. Понимаю, что забыла в больнице плащ. Холодно. Слезы обжигают лицо и немного согревают но не душу, а кожу. Боже мой! Какая же я идиотка…
* * *
Сложно полюбить того, кто разрушил твою жизнь. Но ещё сложнее понять и признать, что это ты сам и есть…
Я неспешно возвращаюсь в больницу. Но в палате у брата появляться совсем не хочется. Пусть я замерзну, но не встречусь с ним ещё раз сегодня.
Мама и папа в больнице, решают вопросы с переводом Богдана в реабилитационный центр. Придется ждать их на улице.
Я присаживаясь на старенькую скамейку и обнимаю себя за плечи, чтобы хоть каплю согреться.
По территории лечебного заведения гуляют разные больные. Мое внимание привлекает девушка в инвалидной коляске. Она симпатичная, и мне очень ее жаль. Но что меня больше всего поражает, так это то, что девушка очень живо общается с друзьями и даже смеётся. Несмотря ни на что она радуется жизни. В коляске… Богдану тоже придется передвигаться в инвалидном кресле…
Я всхлипываю. Слезы бегут солеными дорожками по лицу. Не могу успокоиться. Меня колбасит и всю трясет. Это ужасно. Просто ужасно. Нужно помочь Богдану. Я виновата – мне теперь его вытаскивать из болота.
Вдруг на скамейку рядом со мной присаживается дряхлый, худой старичок с тростью. На вид ему лет восемьдесят.
Он прикуривает сигарету, и горьким дым касается моих ноздрей. Мне становится ещё хуже. Я хочу прогнать мужчину, сказать, что вообще-то здесь не курят. Но он неожиданно начинает говорить.
– Не плачь дочка. Что случилось?
– Ничего, – остервенело срываюсь. – У вас есть сигарета?
– Не мала ли ещё дымить? – старичок с морщинистым прищуром смотрит на меня.
– Нет. У меня брат инвалидом стал. Теперь он будет так же, как она – в коляске. Дайте, пожалуйста, сигарету, – зачем-то выпаливаю ему всю правду.
– Ну тогда держите, раз такое дело, – Он протягивает мне одну сигарету и чиркает дешёвенькой зажигалкой перед самым лицом.
Я смело делаю затяжку и тут же кашляю. Боже мой. Я сбрендила. Я окончательно стала депрессивным подростком.
– Знаете, я здесь давно работаю. Много случаев видел, много смертей. И хочу вам сказать, что коляска не самое ужасное, что могло случиться. Он остался жив. Видели бы вы родителей, которым сообщают, что их ребенок умер, не пережил операцию, или просто не смог выжить. Это страшное зрелище. Люди живут без зрения, без слуха, без рук, без ног. Но они живут…