– А что, если я не продавалась? – произносит с вызовом.
– Удиви меня.
И она действительно это делает. Начинает рассказывать о том, как потеряла мать, и я не знаю, как ей удается опять бить в самую сердцевину, находить то, что все еще живо.
Я знаю, каково это, когда твоя мать умирает.
Ярослава рассказывает, а я словно наяву возвращаюсь в прошлое.
Влетаю в больницу как ошпаренный и вижу женщину, что кутается в старую шаль, сгорбленную и сидящую на стуле у самого выхода.
– Что случилось?!
– Ничего, сынок, домой проводи меня. Слаба я.
– Мне соседи сказали, что тебя на скорой увезли, а ты сидишь в коридоре?!
Разворачиваюсь и хватаю проходящего мимо равнодушного врача за халат.
– Почему моя мать до сих пор не в палате?!
Рявкаю так, что лысоватый мужичок в тонких очках вздрагивает и смотрит на женщину позади меня, которую они решили игнорить всем отделением.
– Молодой человек, она сама отказалась от госпитализации! Нужен полис, но пациентка его не предъявляет.
– Чего?!
Натруженная рука накрывает мое предплечье, смотрю на смуглые ладони с мозолями.
– Не нужно. Мне уже лучше, Тургун. Пойдем домой.
Отпускаю бледного доктора и смотрю на женщину, которая на карачках мыла полы даже в хрущевке, в которой мы жили, чтобы заработать, чтобы сына поднять. Драить полы дело тяжелое, за такой труд платят копейки.
Послушал, не настоял. Ушел домой и рассказывал, как проходят первые дни в универе. Желторотый пацан, надеющийся подняться по-честному.
Потом узнал, что мать болеет. Тяжело. А без бабок ты никому не нужен…
Двери закрыты.
И я их научился сшибать. С ноги.
Опускаю руку, вцепляюсь в ручку стула, сжимаю дерево настолько сильно, что слышен скрип. Держусь, чтобы ее не тронуть. С каждым словом что-то внутри меня звенит и натягивается.
– Прекрати.
Заставляю ее замолчать, смотрит на меня с обидой и в глазах пелена слез. Пальцами сжимает рукоять ножа.
– Отдай мне.
Протягивает мне прибор, но я хватаю тонкое запястье и тяну девчонку на себя.
Глаза у нее вспыхивают, как звезды. Непокорная. Яркая. Дерзкая. Чувственная. Откликается на мое касание.
– Алаайа…
Опять слетает с губ откровением, и я вдыхаю запах ее волос.
– Что это означает?
– Просто слово. Ничего.
Прикусывает губу, меняется в лице, нервно откидывает волосы назад, дернув головой, и опускает глаза, а я опять смотрю на ее длинные ресницы, которые трепещут, отбрасывая тени на щеки.
– Невеста врага, что же мне с тобой делать?
Вновь смотрит на меня с немым вопросом. Приподнимаю бровь, я ее больше не держу, но она все еще сидит на моих коленях.
Должна была отскочить сразу же, как отпустил. Рассматриваю ее. Изучаю тонкие ключицы, и на языке вкус ее кожи. Чистая ваниль. С помощью этой девчонки я нанес первый удар по авторитету Айдарова, отнял то, что стало для него ценным.