Я странным образом понимаю, что хочу вернуться в домик, затерянный в лесу, почувствовать аромат свежей выпечки, которую каждое утро готовит Рения, прогуляться в лесу и увидеть Гуна. Опять почувствовать его запах, остроту поцелуя и силу объятий.
Становится совсем больно.
Сейчас понимаю, если бы мне дали выбор, я бы осталась там.
Хочется сидеть на диване рядом с варваром или подглядывать, как он рубит дрова, давая выход своей ярости.
Улыбаюсь, вспоминая, как подглядывала за ним. Я запомнила, как лоснится его кожа от пота и насколько он в эти секунды выглядит притягательно.
– Очнись, Ярослава, все кончено.
Заворачиваю вентиль. Выхожу из душа. Привожу себя в порядок, высушиваю волосы и иду к шкафу.
Бросаю взгляд на календарь, который висит на стене рядом с моим рабочим столом. Жизнь идет своим ходом и сегодня рабочий день.
Киваю своим мыслям. Я возвращаюсь в свою жизнь. По плану у меня поход в университет. Раз не было заявления, значит, и с вузом отец замял вопрос моего отсутствия.
Заставляю себя заняться привычной рутиной. Привожу себя в порядок, наношу легкий макияж, придирчиво выбираю одежду. Складываю рюкзак. Я многое пропустила, но мне нужно вернуться в свою жизнь.
Тогда, может быть, все забудется как страшный сон.
Говорят, мысли материальны, вот и я хочу верить в то, что не было в моей жизни мерзавца Айдарова, как и не существовало Монгола. Избирательная амнезия мне не грозит, но забыть я хочу.
Вернее, постараюсь.
Наконец, смотрю в зеркало. Рассматриваю себя. Лицо слегка осунулось, глаза блестят от переживаний, но в целом макияж скрывает следы. Волосы лежат на плечах блестящими кольцами.
Выпрямляю спину и выхожу из спальни, но прежде, чем спуститься вниз и вступить в свою новую старую жизнь, я иду в комнату Моти.
Открываю тихо и захожу. Заставляю себя подойти ровным шагом, не бросаться вперед, не душить малыша в объятиях.
В соседней кровати спит медсестра Матвея. Он у нас под круглосуточным присмотром. Стараюсь никого не будить, тихо подхожу к кроватке и замираю. Слезы начинают душить, дрожащими пальцами убираю с покатого лобика шелковую прядку.
– Мотенька… – произношу хрипло.
Брат спит, но стоит мне поцеловать его щеку, как открывает свои бездонные васильковые глаза, а затем в них зажигается такая радость и любовь, что у меня все сжимается, щемит.
Матвей. Единственный человек, который любит меня любой, принимает меня такой, какая я есть. Детское сердце оно такое чистое, без двойного дна.
– Наконец-то я пришла к тебе, родной. Как я скучала по тебе, мой хороший.
Но вдруг что-то идет не так. Замечаю, как малыш напрягается. В ответ у него губы дрожать начинают, и брат с силой сжимает мою руку. Его начинает трясти, я пугаюсь.