В моём горле — ком, но я нахожу силы произнести:
— Ты говоришь о совершенно разных вещах. Моих родителей забрало Солнце и…
— Ты уже взрослая девушка, чтобы верить, будто Солнце способно протянуть руки и просто забрать людей.
Я едва дышу, чувствуя, как в душе поднимается волна совершенно недопустимого, запретного гнева.
— У твоих родителей даже нет саркофага, — произношу я, проклиная себя за жестокость. — Они сбежали, словно трусы. И бросили тебя, а мои оставались со мной до самого конца.
Я ожидаю, что обидела подругу, и уже сокрушаюсь, что не смогу исправить свою ошибку, но девушка, сделав глубокий вдох, всё так же пристально смотрит на меня. В её взгляде светится снисходительность, и я не понимаю, с чем связано появление этого чувства, пока Нона не произносит очень медленно:
— Саркофага нет ни у моих, ни у твоих родителей. Однако от моих остался прах. От твоих не осталось ничего.
— Что? — не верю своим ушам.
— Флика обманула тебя, — медленно произносит Нона. — В могиле нет праха твоих родителей.
Я покрываюсь мурашками от холода, а затем по моему телу прокатывается волна жара, предвещающая бурю.
— Что ты говоришь? — шепчу я, а Нона безучастно продолжает:
— Я раскопала могилу твоих родителей.
Могилу. Твоих. Родителей.
— И знаю, что я увидела в погребальной урне.
Раскопала. Могилу.
— А ты не хочешь узнать?
Я в ужасе отшатываюсь от Ноны. Я боюсь эту девушку. Мне кажется, я никогда её не знала. Мне кажется, я вижу её впервые.
Нона повторяет вопрос:
— Ты хочешь знать правду?
И в моей душе поднимается шторм.
ГЛАВА 6 (ГАБРИЭЛЛА). ЛИЦОМ К ЛИЦУ
— Как ты могла? — с трудом шепчу я. — Ты моя лучшая подруга. Как ты посмела?
В глазах Ноны пылает безумный огонь.
— Габриэлла, пойми, — она вдруг улыбается, словно в припадке. — Ты должна знать правду. А вдруг мы вообще не можем им доверять? Вдруг всё, чему нас учили, это ложь?
Я качаю головой.
— Флика — лучшая из нас. Ты не смеешь так о ней отзываться, — Нона пытается перебить меня, и я срываюсь на крик: — После Великого Пожара она сделала всё, чтобы мы жили счастливо! — от неожиданности девушка перестаёт улыбаться и смотрит на меня широко распахнутыми глазами. — А ты всё разрушаешь! — кричу исступлённо.
Нона делает шаг. Я отступаю. Она не останавливается, и я бегу. Ноги сами несут меня.
Столько лет я заступалась за подругу, отчаянно верила, что не напрасно. И что теперь? За мою верность чем она ответила? Оскорбила не только меня, но и моих родителей. Уязвила старейшин. Даже Верховную авгуру.
Я бегу так быстро, как только могу. Нона что-то кричит вслед, но ничего не слышу, не оборачиваюсь, не позволяю себе ни о чём думать, но всё-таки в сознании бьётся мысль, что путь обратно в город мне неизвестен.