Выяснять отношения с лучшей подругой я отказалась напрочь – моя рана от предательства двух близких людей еще кровоточила, и выяснять, кто же прав, а кто виноват в этой ситуации, мне не хотелось. А тем более делиться со Светкой своими переживаниями – не заслужила, раз за моей спиной смогла поступить подобным образом. Где гарантия, что она этого не повторит, особенно когда я буду нуждаться в её поддержке вновь? Нет уж, спасибо, лучше держать в себе переживания, чем снова получить удар ниже пояса.
– Спасибо, – тихо отвечаю, пытаясь улыбнуться. Получается с трудом, всё-таки не хочется расстраивать маму.
– Вы с Эдиком такая красивая пара, – она меня обнимает и целует в щеку, а я в ответ кривлюсь. Опять завела старую песню о главном, ну сколько можно уже доставать меня своим ненаглядным Эдиком? – Может, после сегодняшнего вечера у вас всё наладится?
– Мама, не начинай, – ворчу, отстраняясь от любимой женщины, так как желание пререкаться отсутствует целиком и полностью. – Ты же знаешь, я иду на этот дурацкий благотворительный вечер с Эдиком, потому что отец попросил. Я в принципе туда идти не хочу, но вы правы – мне надо развеяться.
– Так, может… – начинает снова мама, но я её перебиваю:
– Не может, – в моем голосе звучат стальные нотки. – Ничего не будет! И наш сегодняшний поход ничего ровным счётом не значит. Вы правы, – выставляю руку вперед, так как мама открывает рот, чтобы мне возразить. – Мне до сих пор больно от предательства Эдуарда. И должно пройти время, чтобы я его простила, – выдаю заученную фразу на одном дыхании.
Так проще, по крайней мере, после этих слов родители обычно замолкают и больше не давят. Какое-то время. А потом опять напоминают, что пора бы простить Эдуарда, но я вновь выдаю заученную фразу, после чего они снова затихают. И так уже два месяца к ряду.
Эдик поступил хитро. Я-то была твердо уверена, что он придет к моему отцу, обвинит меня в каком-нибудь злодеянии (вплоть до измены), или наплетет еще какой-то чепухи, чтобы объяснить разрыв нашей помолвки. Но всё оказалось не так, как я предполагала изначально.
Он, конечно, прибежал к моему отцу, но исключительно покаяться – был не прав, бес попутал, и всё в таком же духе. Готов понести наказание и вымаливать мое прощение днями и ночами – вот же гаденыш, прости Господи.
Отец, как я и предполагала, сначала взбесился. Орал на Эдуарда так, что стены дрожали от его гнева. Выгнал из нашего дома, заявив, что прекратит с ним какое бы то ни было общение в принципе. Вплоть до разрыва всех договоров и контрактов.