Лежит и двигает пальцами по напряжённому члену, держа телефон пальцами другой руки…
Я уже и сама начинаю дышать так же тяжело, проклиная возбуждение, скользящее по телу так, словно горячие мужские ладони оглаживают его. Всюду.
Становится нереально сложно удержаться.
Особенно томительно и одиноко там, внизу, между ног, где горячей влагой скапливается волна, вот-вот грозящая свести меня с ума своей порочностью.
— Я тебя слышу. Слышу, как ты дышишь. И ты не сможешь остаться в стороне. Только не сейчас. Когда нет ничего. Даже тебя рядом нет, но я слышу твоё дыхание. Как если бы ты лежала рядом со мной и так же прерывисто вздыхала, маскируя собственное возбуждение.
— Прекрати-и-и, — попросила я своего мучителя, едва ли не простонав это слово.
Пальцы левой руки стискивали телефон изо всех сил, а пальцы правой безостановочно комкали светло-серый пододеяльник.
Я боялась выпустить ткань из пальцев. Я цеплялась за этот кусок ткани, чтобы не поддаться соблазну и не начать ласкать себя.
— Не могу. Пожалуйста. Забудь обо всём. Ты и я. Больше ничего и никого во всём мире. Только мы. Ни прошлого, ни будущего, ни даже настоящего. Это просто горячее дыхание и влажное желание.
— Ты меня соблазняешь и склоняешь не к тому, чего хотелось бы.
— Всего один раз. Подари мне эти минуты. Неужели я так много прошу? — простонал Владимир и продолжил: — Отпусти себя и опусти ручку вниз. Прошу. Потрогай пальчиками трусики. Надави немного и потрогай, какие они мокренькие. Они уже влажные насквозь, да?
Я стараюсь удержаться от соблазна и думать трезво, но низкий хрипловатый голос Володи с откровенным постаныванием лишает меня остатков здравого смысла и стеснения.
Я прикусываю губу, чтобы не стонать слишком громко.
Потому что, даже не дотрагиваясь до себя, понимаю, что завелась очень сильно. Я настолько мокрая, что придётся менять трусики.
Я всё ещё пытаюсь разложить своё состояние на понятные логике составляющие и как-то объяснить самой себе творящееся безумие.
Но правда в том, что меня нереально сильно возбуждает этот мужчина, патологически зацикленный на мне.
Это нужно принять как данность, хотя бы сейчас. Потому что игнорировать сильное, почти до болезненной рези, возбуждение, просто нереально.
Я надавливаю пальцами на тонкую ткань трусиков. Влажных, как он и говорил. Сдавленно мычу, погашая стоны.
— Умница! — выдыхает Владимир. — Не думай ни о чём, не останавливайся. Просто подразни себя сначала так.
— Сначала? — переспрашиваю я, пока мои пальцы сами надавливают на вход через ткань, пробегаются по кругу и вновь возвращаются в исходное положение, словно ставя точку.