— Детка, — прошептал он, — позволь…
— Пошел нахрен, Морган. Ненавижу тебя, — всхлипнула я, заводя двигатель. Предательские слезы снова вырвались на свободу. — Ненавижу.
Воспользовавшись тем, что Морган запустил руки себе в волосы, я дернула на себя дверь. Та захлопнулась, и со свистом шин я рванула подальше от его дома. Подальше от него. И его извращенного понятия «любви».
— Ты правда чувствуешь себя нормально?
Рич с сомнением посмотрел на меня. Уверена, он разглядел распухший нос, опухшие красные глаза и бледный цвет кожи. Результат трехдневного оплакивания моих чувств.
Никогда в жизни я еще не была так унижена, так оскорблена. Если бы он просто послал меня нахрен, мне было бы не так обидно. Но то, что он сделал со мной, то, как пренебрег… Такое вынести было выше моих сил. К тому же во мне говорило мое уязвленное самолюбие и попранная женская честь.
Роуз так и не позвонила. У нее на носу была свадьба, которой она так ждала, а наш конфликт с Морганом мог все усложнить. Ради подруги я была готова выдержать его присутствие рядом в течение нескольких часов. Или в этом я себя убеждала.
Три дня меня выслушивала Руби. Она качала головой, обещала переломать ноги этому мудаку, обнимала и утешала, как могла. Но вечером Руби возвращалась домой, а я оставалась одна с ведром мороженого и бутылкой виски.
Сердце болело настолько сильно, что тяжело было дышать. Я не могла не думать о Моргане. Ненависть, злость, любовь и снова ненависть. Чувства сменялись, как цвета в калейдоскопе особенно нервного ребенка, который нещадно трясет эту игрушку.
То, как нужно поступить, не вызывало сомнений.
Я взяла себя в руки и закончила интервью после первого приступа истерики. Потом написала Ричу о кишечном гриппе, якобы меня одолевшем. Взяла три дня больничного. И вот, после этих трех дней, я вышла на работу именно тогда, когда журнал попал в киоски газетчиков. Это усугубляло ситуацию, потому что на каждом шагу до работы из витрин киосков на меня смотрело улыбающееся, такое родное и любимое лицо Моргана Стайлза. Ненавистное, отвратительное лицо. Любимое. Видите? И так три дня!
— Я в порядке, — пробубнила я гнусавым голосом.
— У тебя был точно кишечный грипп?
— Вряд ли кишечный, но грипп — точно, — ответила я, отведя взгляд на награды, висящие на стене кабинета начальника.
— Может, тебе уйти до конца недели? — спросил Рич, но мои мысли витали уже далеко от редакции. Они вернулись в дом с панорамными окнами, в кабинет со стеклянным столом и к мужчине, занимавшимся самоудовлетворением за моей спиной.