- Я хотел и хочу тебя… потому что ты - та единственная, кто способен распалить во мне самый настоящий пожар. И это началось не сейчас. И не вчера. И не неделю назад. Это началось уже давно. Я хочу тебя, Вика. И я… люблю тебя.
Произносить эти слова было легко, хотя я ожидал совсем иного. Победова же, услышав их, посмотрела на меня удивленно, но я быстро добавил:
- Я не собираюсь отнимать у тебя нашего сына. Я хочу быть частью вашей жизни. Понимаешь?
Она едва успела кивнуть, как я набросился на ее рот поцелуем. И к черту все! Работу - в том числе. Мне сейчас было важно только одно. Чувствовать тело Виктории, которое будет принимать меня. Ощущать, что и она хочет того же, чего хочу я.
Расправившись с одеждой Победовой, я уложил Вику на стол и развел ее ноги так широко, как это только было возможно. Посмотрел на влажные, набухшие от желания розовые складки, и меня буквально парализовала эта картина.
Быстро опустив на своих штанах бегунок «молнии» вниз, я высвободил член из плена брюк и, обхватив его рукой, провел головкой по влагалищу Победовой.
Она вся сжалась, а руки Вики вцепились в края стола. Было особенно приятно смотреть на то, как она впивается пальцами в деревянную поверхность, в то время, как я проникаю в нее миллиметр за миллиметром.
В этот момент не было никого. Ни в воспоминаниях, ни в мыслях. Я просто стал погружаться членом в горячую сладость, и слушал крики Победовой, которые исторгались из ее рта от каждого моего движения. Вскоре мне стало хорошо. Настолько, что поясницу свело судорогой, и я понял, что скоро все кончится моим оргазмом.
- Андреееей, - вновь застонала Победова, как делала это в момент, когда кончала в тот наш первый раз.
Но говорить я ничего не стал - просто на это ни было ни сил, ни желания. Только почувствовал, как она опять сжимает меня своими мышцами и разрядился в нее в следующую минуту, получая такое удовольствие, которого не испытывал никогда и ни с кем до этого момента.
Я не склонна была закатывать истерику насчет проведенного за моей спиной днк. Мне просто нужно было все осмыслить.
Стоило мне только поверить в то, что у нас с Самохиным может быть настоящая семья, как выяснилось, что он делал тест, ничего мне об этом не сказав. Почему?
Этого я и не могла понять. Если его намерения были честными, без двойной игры, почему было не спросить меня насчет теста? Я не стала бы ему препятствовать. Я бы поняла.
Но чужая голова, как и душа - потемки. Можно было снова подумать о Самохине самое худшее и уйти в себя, вывесив табличку «вернусь не скоро», но этого я делать не собиралась. Мы были взрослыми людьми, перевалившими отметку «за тридцать», и все проблемы нам стоило решать точно также - по-взрослому.