Родион
– Вообще-то, я пришел к тебе, чтобы извинится… – произношу совершенно серьезно.
– Не верю… прости, что ты сказал? – Диана в удивлении округляет свои глаза.
– Да, именно то, что слышала. Я пришел к общежитию не для того, чтобы пристать или воплотить новый план мести, а просто для того, чтобы попросить прощения. Признаюсь, я немного переборщил… но и ты меня разозлила, ты тоже хороша папарацци блин, – усмехаюсь, вспомнив ее пост в «Инстаграм».
На губах девушки тут же расцветает улыбка, но затем сразу исчезает.
– Воробьёв, ты извиниться хочешь или снова наехать, я чего-то не поняла? – хмурится она. – Ой, мне становиться хуже.
Я взволнованно смотрю на Шкета. Румяные совсем недавно щеки на глазах становятся белыми, да и сама девчонка выглядит усталой. Руками она массирует виски и на секунду прикрывает глаза. Тяжело вздыхает.
– Ты вся бледная, ехать еще далеко, пошли на свежий воздух, – я уже по привычке беру ее за руку и понимаю, что мне нравится, как размещается ее маленькая прохладная ладошка в моей.
А вот ее состояние меня пугает. Черт, ведь я не знал… И в тот раз все воспринял за шутку.
– Пошли, – соглашается она на удивление очень быстро.
Ей на самом деле фигово.
Мы выходим на свежий воздух, и Диана облегчённо вздыхает. Снова немного веселеет.
– Прости меня, – наконец говорю ей.
– За что? – интересуется Диана.
Она облокачивается на железный бортик и смотрит вдаль на проплывающие мимо дома. А я внезапно отчётливо осознаю свою вину перед ней. Если бы не напугал с этим танцем, она бы не убежала.
Я встаю рядом с ней и тоже облокачиваюсь руками на борт, перевожу дыхание.
– Наверное, стоит извиниться за все… – уверенно начинаю, – за раздевалку, хоть я и правда тебя не слышал, за испорченный доклад и, пожалуй, за шантаж тоже надо попросить прощения. Прости… Я на самом деле перегнул палку.
Ну вот, сказал. Надеюсь, Диана не распушит свой хвост и не выпустит острые коготки. Хочу, чтобы она услышала меня и простила.
Она переводит на меня задумчивый взгляд и долго смотрит мне в глаза. Так и слышу, как в ее голове крутятся шестеренки. Думает, простить или нет. Закончить войну или нет…
– Хорошо, я тебя прощаю, – на шумном вздохе произносит она, – и… ты меня прости, за ту фотку…. Я тоже превысила лимит выпущенного яда в твою сторону, – тихо усмехается она.
В ее глазах появляется доброта и тепло. Все же Шкет красивая, когда улыбается искренне. На душе становится как-то легко. Хотя надо заметить, и в гневе она чертовски обаятельна.