— Куда? — не понимаю я.
— Туда, где мы сможем нормально говорить, — он оборачивается и строго смотрит на меня. — Здесь это невозможно. Ты боишься. Мы одни. Поехали туда, где твой страх пройдет.
Стоит и ждет моих действий. Я медлю. Да, я боюсь. Но он прав во всем.
Во-первых, нам действительно надо поговорить.
А, во-вторых, лучше на нейтральной территории.
Поэтому, пораздумав, иду за ним.
Мы приезжаем в какой-то ресторан. При этом всю дорогу едем молча.
В ресторане нас ведут к столику в самом углу. Мы садимся и, не спрашивая меня, господин Дженаб заказывает кофе.
— Елизавета, — он называет меня только по полному имени, — для начала давай решим, что ты больше не пытаешься повторить то, что хотела сделать вчера.
Я съеживаюсь и молчу.
— Так? — спрашивает он, прожигая меня своим пристальным взглядом.
— Да, — отвечаю я. — Я же сказала Вам вчера.
— Ясно, — сухо говорит он и молчит, ожидая, пока официант расставит на столе заказ и уйдет.
Отпивает кофе. Я не притрагиваюсь к чашке. Все, что сейчас происходит, кажется мне чем-то нереальным.
— Неужели ты не почувствовала неладное, еще встречаясь с Антоном? — неожиданно спрашивает он.
Меня пугает и настораживает такая откровенность.
— Он же использовал тебя, — продолжает он. — В своих целях использовал. А как стала не нужна, просто передал моему сыну. А ты согласилась. Почему? Поясни. Где были твои мозги? Твоя гордость?
Опускаю взгляд и пытаюсь спрятаться и от его взгляда, и от его вопросов.
Почему всем все так очевидно? Всем, кроме меня.
— Откуда Вы знаете? — спрашиваю спустя мгновение.
— Я все про всех знаю. Это моя компания. И я должен все знать. Я жду ответа. Почему?
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Наверное, потому что я любила его.
Мне надоело прятаться и скрываться. Может, действительно, лучше и проще рассказать все. Тем более, что он, наверняка, все знает. Может, так станет легче?
Господин Дженаб смотрит на меня исподлобья.
— Любила? — переспрашивает. — Так сильно? Ради любви была готова на такие жертвы?
Шмыгаю носом. Чувствую, как слезы подступают к глазам. Но нет. Не надо плакать. Не здесь и не сейчас. Потом. Дома.
— Возьми, — господин Дженаб протягивает мне платок. — Плачь, если хочется. Это нормально для женщины. Лучше плачь.
Беру платок.
— Спасибо, господин Дженаб…
Он обрывает меня:
— А мой сын?
И я опять съеживаюсь.
— С ним что? Его ты тоже любила?
Мотаю головой.
— А спала с ним зачем? Зачем терпела?
Все. Больше сдерживаться не могу. Дорожки слез стекают по щекам. Вытираю их переданным платком.
— У меня выбора не было, — говорю, немного успокоившись.