– Тебе не хочется уезжать, да? – спрашиваю и тяну ее к себе на колени.
– Не хочется. Я же здесь выросла. У меня тут и семья и подруги. Подруга. Вика.
– Я тоже привыкал и привык. Ничего страшного. У меня там все налажено. Вам с Никитой понравится. А знакомые и родственники смогут приезжать к нам. Или мы к ним.
– Ну да, – все также с грустью кивает она.
– Не грусти, моя, – беру ее за подбородок и целую. – Главное, что мы вместе. И Никита с нами. А где, не важно.
Вздыхает.
Последующие дни мы готовимся к отъезду и я почти забываю про бумаги, переданные адвокату. Но он сам напоминает мне.
– У меня к вам срочное дело, – говорит при встрече. – И важное, полагаю. По поводу тех документов.
– Удалось что-то выяснить?
– Да.
И то, что я слышу, с одной стороны, повергает меня в шок, а, с другой стороны, дает ответы на многие вопросы.
Мой отец (именно отец, который воспитал меня и которого я единственного считаю за отца) очень хорошо вложился в первую волну приватизации. Скорее всего, это были какие-то махинации, но под следствием он не был. Зато стал обладателем крупного пакета металлургического комбината.
Но, поскольку это все было связано с криминалом, отец опасался и за свои акции, и за жизнь. И свою, и мою.
Поэтому управление комбинатом было передано управляющей компании через подставных лиц, а сами акции и документы, подтверждающие права на них, были спрятаны в швейцарском банке. Отец реально опасался. И доверился Владу, своему единственному другу. Просил его присмотреть за мной, если что случится.
И Влад присмотрел. Как мог.
По условиям завещания, которое оставил мой отец в швейцарском банке, в случае его смерти его сын, то есть я, должен был заявить о себе в течение определенного срока. До окончания этого срока оставалось два года.
Если я этого не сделал бы, то все перешло бы другим родственникам. И получалось, что Никита оказывался единственным наследником.
Но почему же меня оставляли в живых? У Влада было уйма возможностей избавиться от меня и получить все. Но нет. Он упорно давал мне шансы выжить.
Я даже подумал, что в нем было хоть что-то человеческое и он не хотел лишать жизни собственного сына. А потом стало понятно, что я и тут ошибался.
Просто по условиям все того же завещания, я должен был оставаться в живых. Даже если за имуществом явится кто-то другой.
Таким образом, похоже, отец пытался максимально гарантировать мне жизнь. То есть, если бы даже злоумышленники захотели бы получить наследство без меня, им все равно пришлось бы заставить меня отказаться от него, не прийти в указанный срок за ним. Но убить меня было бы нельзя – тогда наследство так и оставалось бы в банке.