Думаю, и сестра это понимает. Потому что поглядывает она на него с опаской.
— Ой. Ну что-то я задержалась, нет, мам, пельмени я точно не буду, — отказывается она и встает. Напряженно смотрит на меня, стоящую у окна, потом на Бориса, что спокойно уплетает пельмени. Затем искренне улыбается родителям и просит. — Проводите меня, дорогие…
И вот то, что в этой фразе не было фальши, а глаза действительно лучились счастьем, дало мне понять, что она любит их. Любит родителей и подсознательно хочет, чтобы они ею гордились. Ну а папе с мамой все равно, кто она и кем будет, они ее любят ни за что, а вопреки. Так и должны любить родители.
Смогу ли я так же полюбить своего ребенка. Наверное, смогу, ведь его отца я люблю несмотря ни на что…
— Это был нечестный ход, — поворачиваю голову, когда мы остаемся с Борисом наедине.
— Напомни, когда я использовал честные…
— Но ты откровенно врал, говоря, что она мертва, — шиплю я ему, поглядывая на дверь и прислушиваясь к прощанию.
— Мне нужно было выкинуть ее из твоих мыслей, — объясняет он и то, что он вообще ведет диалог, а не привычно молчит, говорит о том, что ему действительно важно донести до меня определенный вывод.
— Ты любишь меня?
Борис поднимается, занимая довольно много пространства на тесной кухне, и уносит тарелку в раковину. Серьезно? То есть ответить на вопрос он не может, зато объясняет насчет сестры.
— Борис, я задала вопрос…
— У меня самолет через три часа, еще переодеться надо.
— Ты издеваешься?! — прикрикиваю я, но резко тушуюсь, когда заходит папа. Он распахивает объятья, но потом, опомнившись, протягивает руку Борису. И тот ее жмет. Тем, что он привез сестру, он фактически уничтожает конфликт, что возник у него с отцом два года назад. Тот, из-за которого он чуть отца не убил, а я, защищая отца, выстрелила в Бориса.
И что теперь. Легковерный папа жмет руку врагу и горячо благодарит за устройство жизни его дочерей. Я закатываю глаза. Не могу находиться в этом царстве раболепия.
— Папа, ты ему так руку оторвешь. И Борису надо на самолет…
— Еще раз спасибо вам за все. Не могу сказать, что согласен с вашей политикой управления заводом…
— Оно мне и не нужно, — кивает Борис и проходит в коридор. Я за ним и на тесном пространстве мы все-таки умудряемся надеть обувь, взять сумки и выйти за дверь по три раза обнявшись с родителями.
Как только мы садимся в машину, я тут же хочу задать вопрос, который до сих пор бьется птицей в клетке моего черепа, но не успеваю. Жадные губы Бориса накрывают мой рот, а перегородка в машине закрывается, оставляя нас фактически наедине. И если поначалу я теряюсь, плыву, чувствуя долгожданный