— Мне почему-то страшно, — выдыхаю, пока он снимает остатки одежды и стягивает с меня влажные трусики. Его член уже готовится войти, но словно осторожничает.
— Это хорошо. Потому что вместе бояться не так страшно… — проникает он руками под платье и оглаживает живот, расслабляет меня и резко пронзает, убивая все сомнения в правильности происходящего. По другому быть и не должно. По другому быть и не могло. И нет больше стыда и боли, есть только безмерное счастье, потому что я знаю. Что ни случилось, Борис всегда будет рядом. А я буду стоять за его широкой спиной и подавать патроны.
И в этом была суть нормальных отношений, рассказать другу другу то, что чувствуешь, как однажды рассказала я Борису.
***
— А что еще ты чувствуешь? — напирает он вопросом, еле стоя на ногах. Кажется кто-то впрыснул в кровь ударную дозу алкоголя. Тяжелого такого, что сразу в голову дает. Даже мужчине таких размеров.
— Голова кружится, — сипло шепчет Нина, заправляя выбившуюся прядь волос и Борис уже не выдерживает напряжения. Запускает руку в волосы, стягивает резинку и захватывает плен затылок, пока она, просто часто дышит, смотря на Бориса как на бога. Так на него не смотрел никто. Как на денежный мешок. Как на мужчину. Как на начальника и даже убийцу. Но, чтобы так — никогда. И это пленяло, манило, вынуждало обречь себя на риск потерять все, только чтобы услышать продолжение.
— Еще что-то?
— Да… Мне кажется, — тянется она рукой к груди, и Борис внимательно следит за этим мягким движением. Растворяется, словно это он скользит по юному телу. — Вот здесь тесно и как будто горячо…
— Еще? — уже требовательнее спрашивает он, растворяясь в терпком желании просто уронить распутницу на землю, задрать ноги и рассказать, что именно она чувствует.
— Еще ниже…
— Где…
— Там, — рассказывает она как самый страшный секрет и ведет рукой по телу. Плоский животик, лобок, что прячется под платьем. А что еще там прячется, можно только мечтать. Можно только мечтать трахнуть ее прямо здесь, потому что меньше всего Бориса возбуждает насилие. А вот если бы она сама ноги раздвинула. Но рисковать всем, что имеешь ради тугой дырки, пусть и по запаху дико сладкой, было нецелесообразно. Завтра она расскажет все своим родителям, те в панике пойдут в полицию и империя, что Борис только начинает строить пойдет прахом. Но как же хочется просто попробовать, просто вкусить раз настолько развратной невинности. Понимает ли она сама, как действует на мужиков каждым взмахом ресниц блядских глаз. Таких блядских, что ее чувства находят отражение в его сущности, что уже рвется наружу животными инстинктами.