Но если это неизбежно, если так или иначе я встану перед ним раком, то есть смысл пожить для себя. Хотя бы чуть — чуть. Подышать перед смертью. Наесться перед очередной голодовкой.
Именно поэтому шагаю назад. Словно отмагничиваюсь, с трудом. С болью в груди.
Двигаюсь все дальше. Снова и снова, пока дверь, что должна была ввести меня в запретный мир, не скрылась за поворотом, а я сама махнула по лестнице вниз.
И только на улице, пробегая по все еще заснеженным улицам все дальше и дальше, я ощущаю себя свободно. Я могу бороться, у меня есть силы противостоять фантазии, что Борис собой олицетворяет.
Останавливаюсь перевести дух, облокачиваюсь на перелила, смотря в морозную даль реки, как вдруг в пуховике жужжит телефон.
И я по боли в груди знаю, кто это. Оборачиваюсь, но не вижу никого. Преследования нет. Неужели он меня отпустит? Устал догонять.
"Ты не от меня бежишь. От себя".
"Я не хочу быть с тобой", — пишу трясущимися пальцами, смотрю по сторонам. Если что, можно рвануть и остановить машину. Можно успеть взять такси.
"Сама ко мне придёшь".
Нет. Нет. Никогда…. Сама никогда.
Но как бы я ненавидела свое к нему чувство, как бы не смеялась над его заявлениями, он ведь заставил, он вынудил появиться у него в офисе, пылая гневом ровно через неделю.
Через чертовы семь дней моей свободы.
Но обо всем по порядку.
После прогулки по весеннему Новосибирску я расслабилась. Ведь он сказал, что я должна прийти сама, а значит преследовать не будет. Так уж вышло, что страх отступил и очередная премьера в театре этому поспособствовала.
Я сыграла Каренину в экспериментальной работе Шолохова, в которой на нас были бежевые комбинезоны, создающие иллюзию голого тела. Это было опасно, пошло, но безумно красиво.
Я до последнего ждала, что ворвётся Борис… Появится, утащит меня со сцены, изнасилует прямо в зрительном зале.
Но он не объявился, а спектакль вызвал ажиотаж…
Но именно в день спектакля, когда родители должны были порадоваться за меня, преподнести букет и пожелать удачи, они сообщили, что квартиру у них грозятся забрать.
Отец попался на любви к быстрой наживе. Теперь квартиру, что они смогли купить в ипотеку, могут отобрать. Машина уже в залоге и помимо этого требуется выплата огромной суммы.
Быть выгнанным на улицу, когда тебе уже за сорок, это почти как потерять ориентир в темноте. Как потерять карабин, пока лезешь по скале. Страшно, неприятно, порой смертельно. Именно так можно стать бомжом. Как я не кричала, как не ревела от глупости моего отца, что испортил мне праздник, все было бесполезно. Да и когда слезы помогали делу?