– Солнце моё, всё будет хорошо, потерпи немного.
Алиса лихорадочно кивает, а на нижней губе выступила кровь, так сильно она в неё впивалась зубами весь недолгий путь. Голубой шёлк липнет к её телу – всё ещё самому сексуальному для меня, хоть моя женщина и завела в последнее время дурацкую привычку ныть, что станет толстой, некрасивой и я обязательно её разлюблю.
Ага, будто мне важно, какие именно у неё сиськи и насколько сильно раздался её зад, если в животе барахтаются и толкаются мои сыновья. Но женщины! Им ничего не доказать, если вбили себе что-то в голову.
– Серёжа, не бросай меня, – Алиса хватает меня за предплечье, а я бегу, что та савраска, за каталкой. И почему-то не могу отвести взгляда от коленок моей женщины. Платье задралось, испачкалось, но колени кажутся такими красивыми сейчас, до невозможности.
И это удерживает меня от нервной бездны и паники. Господи, никогда не думал, что умею так сильно переживать. До этого момента рождение детей казалось сном, нереальным событием фантастического будущего – тем, что может случиться, но когда-то потом. Но вот момент наступил, и на сердце липкая тревога.
– Господи, куда я от тебя денусь? Дурочка моя, успокойся.
Дальше всё, словно в тумане: Алису увозят, меня дезинфицируют в специальной комнате, выдают стерильную одежду, маску, шапочку. Экипируюсь бахилами и шуршу ими в сторону родильной палаты, а там…
Алиса прыгает на мяче. На лице скорбное выражение, на теле просторная рубашка с завязками у горла. Скачет размеренно, как-то обречённо, и плечи подрагивают в такт сдерживаемым рыданиям.
– Лиса моя, – обнимаю свою девочку за плечи, она одновременно стонет и всхлипывает, а после начинается вовсе дурдом.
– Измайлов, мать твою! Ненавижу! – орёт Алиса и так крепко хватает меня за руку, что я всерьёз опасаюсь, как бы она не вырвала её с корнем. – Чтобы ещё хоть раз! Да никогда! Мамочки!
Алиса затихает, слушает рекомендации своего врача, а я в упор не понимаю, что мне сделать, чтобы облегчить страдание своей женщины. И такая беспомощность накатывает, такое отчаяние, но я держусь ради Алисы и наших детей.
Мать его, если бы я знал, что рождение детей – такие страдания, вообще бы ни с кем никогда сексом не занимался. Ужас же какой-то.
– Мальчик! – оглашает радостную весть врач и заставляет меня обрезать пуповину.
У меня никогда так сильно не тряслись руки. Никогда. Но я делаю всё, что мне говорят, на автомате, автопилоте, и первый из двух сыновей морщится и яростно орёт, сообщая всем о своём рождении.
Так, это Денис.
Я держу его на руках, и так страшно вдруг становится. Но он такой маленький ещё, такой беспомощный, что придётся стать для этого живого комочка самым лучшим отцом на свете.