Останавливаюсь в дверях, замираю, любуюсь Алисой, которая расставляет на столе, накрытом шёлковой скатертью, приборы.
– Поговорили? – спрашиваю, а Алиса замирает и напрягается. Я не вижу её лица, но чувствую, что на нём вряд ли улыбка.
– Да, поговорили, – Алиса продолжает вытаскивать из пакета судочки, ставить их в только ей одной понятном порядке и, кажется, больше не хочет об этом говорить. Но это только кажется, потому что продолжает: – Я всё Маше рассказала.
– Всё хорошо?
Подхожу сзади, протягиваю руки и отбираю у Алисы судок с каким-то зелёным салатом. Она не сопротивляется, молчит, ждёт, наверное, чего-то. Но я не знаю, что сказать – мне в такой ситуации быть не приходилось.
– Чем бы ваш разговор ни закончился, всё пройдёт и наладится, – говорю и целую Алису в пахнущую цветами макушку.
– Нет, Маша меня поняла. Сейчас она спит, но… ей, похоже, не очень понравились наши с тобой отношения.
Короткий смешок, а я хмыкаю.
– И что? Бросишь меня теперь?
– Вот ещё, – поводит плечом и оборачивается в мою сторону. – Ты мне пока что слишком нравишься.
– Пока что?
– Ну, ма-ало ли… – взмахивает в воздухе рукой, чертит ею узоры и делает шажок в сторону. – И вообще, давай есть!
Широким жестом Алиса указывает на стул, сама садится на стоящий рядом, а я пододвигаю выделенный мне ещё ближе к ней.
– Болит? – хмурится и берёт мою руку в свои. Разбитые костяшки затянулись тонкой коркой, но всё ещё ноют.
– Немного, – пожимаю плечами, а Алиса резко поднимается, роется в каком-то шкафчике, пыхтит едва слышно и наконец извлекает наружу аптечку. – Ой, да само заживёт, прекращай.
Но Алиса решительно качает головой, отодвигает в сторону свою тарелку, освобождает место на столе и тянет на себя мою руку. Сейчас с ней невозможно спорить, да мне и не хочется. Хочется просто сидеть, наслаждаться её заботой и ни о чём не думать.
А всё остальное подождёт.
Почти до самого утра мы разговариваем, а потом засыпаем в комнате Алисы, переплетаемся руками и ногами, врастаем друг в друга. И неважным становится всё, что за пределами комнаты. Всё, что было до и будет после.
Встреча с заказчиком – мужчиной лет сорока в молодцеватой кожанке – проходит на редкость сложно. Тяжело, когда люди не хотят слышать ничего ни о нормах строительства, ни о санитарно-бытовых условиях, ни о должных расстояниях между постройками. Вообще ни о чём. Ну вот нужна ему баня вот именно в этом месте, хоть об стенку голову разбей. А ещё ему наплевать, у кого из соседей перестанет течь вода из кранов, потому что вот именно тут нужно вырыть пруд, напустить туда лебедей – глядите, какой эстет, – а то, что тут проходят поселковые коммуникации… ну, с кем не бывает? Барин изъявил желание лебедей кормить и кости парить, кто ж ему право имеет запретить?