С ним должен был разговаривать кто-то другой. Кто-кто, кто был равен ему по силе и кого он не смог бы превзойти.
И этим кем-то уж точно была не я.
— Как жаль, что однажды ночью ты зашел в тот бар…
Я уже уходила, молча глотая обжигающие слезы, когда вдруг почему-то, неожиданно для себя самой, остановилась у самой двери, ведущей в гостиную.
— Что? — переспросил Шевченко. Я обернулась к нему полубоком, не имея никакого желания смотреть на некогда любимое лицо.
— Как жаль, что я пожалела тебя тогда. Вызвала такси и отвезла домой. Затем дала номер, а после начала общаться. Жаль. Жаль, что я впустила тебя в свою жизнь. В свое сердце. В свое тело. Жаль, что доверяла тебе так, как не доверяю самой себе. Жаль, что сказала да, когда ты позвал меня переехать жить к тебе. Жаль, что сказала да, когда ты предложил пожениться. Жаль, что не послушалась никого из родных, ведь братья предупреждали меня, что ты предашь. Что бросишь, как только наиграешься. Все, кто говорил, что ты жестокий и плохой человек, все оказались правы, а я, по глупости, по влюбленности, не слушала их. Не слышала. Не желала впускать такие мысли в свою счастливую жизнь. Лучше бы ты никогда не появлялся в моей жизни… лучше бы ты никогда не…
— Хватит, — прошипел Шевченко позади меня.
— Не нравится правда? Но так и есть. Я жалею о том, что ты существуешь в моем прошлом и настоящем.
— Я сказал — хватит! — прокричал он, швыряя в стену рядом со мной почти пустой стакан. Я вздрогнула и сглотнула. — Кем бы ты была без меня?! что бы представляла, а?! — Шевченко оказался возле меня молниеносно. Схватил за плечи и резко дернул на себя, заставляя развернуться. — Кем? Я спрашиваю тебя! Ответь!
— Может быть, и никем. Но зато мне бы не было так больно сейчас…
— Тебе? Тебе больно? — он рассмеялся. По безумному, почти беззвучно, запрокидывая голову назад. Благо, что при этом отпустил. — Ей больно, вы только послушайте! — всплеснул он руками, отходя обратно к бару. Чтобы налить новую порцию. — Тебе всегда было плевать на меня, да? Так ведь? Ты очередная Снежана, я просто не сразу это понял, не сразу заметил, я аплодирую тебе стоя, ты великолепная актриса, — уверенно протянул Шевченко, вуалируя за этой нелепой бравадой свою боль. Боль, которую я отчетливо увидела в его глазах. — Тебя бросил этот твой горец-неандерталец, — он взмахнул свободной рукой, — уйдя к богатой столичной красотке, и ты осталась у разбитого корыта. Нужно было срочно что-то предпринимать. Молодость — дело такое, нужно уметь ею быстро воспользоваться, она не всегда будет под рукой. Воспользоваться, чтобы устроиться, как можно лучше, ведь так? — Он усмехнулся, сделав большой глоток и ткнув в меня указательным пальцем. — Ты должна была действовать и действовать быстро. И тут подвернулся я. Глупый, богатый и влюбившийся в тебя с первого взгляда. Тот самый дурак, который повелся на твою молодость и красоту. Ты претворялась, чтобы не упустить меня, торопила со свадьбой, подгоняла, как могла, пока не вскроется все твое гнилье. Но не вышло, да? — он поморщился. — Понимаю, тебе ужасно обидно было все потерять. Все эти чудесные деньги и перспективы, которые шли со мной! Я так же понимаю, как тебе, наверное, было нелегко терпеть меня, такого ужасного, плохого и жестокого тирана, но приходилось, ведь деньги — они такие! Их хочется и хочется всегда и чем их больше, тем они нужнее! — закипая, продолжил Шевченко.