Буквально за минуту до срока успеваю умыться и привести себя в порядок.
Пять минут третьего. Звонок. Бегу, отворяю дверь и… Сосед, старик. У него вечно телевизор барахлит. Вот и хочет, чтобы я посмотрел.
– Не могу, старый,– говорю. – Вечером, всё вечером…
– А как же мы сейчас…– бормочет старик. Они со старухой не увидят любимый сериал. Мне жаль их, но тут уж приходится выбирать.
Два пятнадцать.
Я мечусь по квартире, как зверь в клетке, – от двери к окну. Возле двери слух мой обостряется до предела. Вот легкие шаги. Раз, два, три. Мимо. Из окна в сотый раз оглядываю двор. Никого.
Я закуриваю третью сигарету. Руки дрожат. Такого разочарования, такой горечи я не испытывал давно.
Два двадцать пять.
Звонок. На бегу соображаю, что телефон, ударяюсь головой о полку, хватаю трубку.
Это Саша. Она извиняется, голосок у неё смущенный.
Оказывается, у мэра была проблема, но, если ещё можно, она, Александра Петровна, Саша, Сашенька, подъедет…
– Конечно, – говорю я. – Разумеется…
Опускаю трубку, обессиленный, падаю на стул.
Спустя пять минут у подъезда тормозит «Волга», ещё через минуту – за порогом женщина в строгом, хотя и летнем костюме, – одним словом, пресс-секретарь.
Я, приветливо, но без фамильярности, – веду её в мои блистающие апартаменты, усаживаю в кресло, на самое удобное местечко.
Мы приступаем к работе.
Я прогоняю на видике нарезку роликов, комментирую, обращаю высокое внимание на лучшие образцы. Пресс-секретарь следит внимательно, отпускает дельные замечания; нет-нет, да и стрельнет глазами по комнате.
Просмотр завершен. Александра Петровна достает блокнот и ручку, чтобы закрепить, развить наши, как говорится, мысли – для его величества мэра.
Мыслей много, но лично у меня они путаются. Я как-то невольно перехожу на критику рекламы вообще и политической – в частности. Александра Петровна пытается что-то записывать, но вдруг фыркает, смеется, начинает рассказывать что-то свое, забавное, но потом конфузится, меняет направленье разговора. Мне почему-то кажется, что Саша хотела похохмить насчет женских прокладок, и мне очень понравились эти её неловкие маневры.
– Есть что-нибудь попить? – спрашивает Саша. – Соку нету?
Я в растерянности бегу на кухню, к холодильнику. Ничего приличного для дамы нет. Я об этом, болван, не подумал, весь в борьбе за чистоту жилища.
– Разведи варенье водой, – тихо говорит Саша.
Она стоит за моей спиной, прислонясь к двери. Я боюсь взглянуть на неё: она, оказывается, помнит, что первейшее российское варенье, матушкино, из смородины – у меня никогда не переводилось.