Весь этот месяц мы с Петькой почти каждый день ходили к ней в больницу. То есть, мы приходили вместе, Петька бежал в палату к Саше и проводил там какое-то время – полчаса, час. А я сидел в коридоре, гулял во дворе и посматривал на Сашины окна.
Пока мы шли домой, Петька мне всё пересказывал, что узнал от матери: чем там кормят, как лечат и вообще – сколько осталось до того дня, когда мама вернётся домой.
Когда Саша вернулась, диспозиция в доме немного изменилась. Теперь уже я старался больше проводить времени в своей комнате. Чтобы Саша могла быть с Петькой, по всей квартире, чтобы я не пугал её. Тогда и случилась эта история с балконом, когда Саша стояла у перил, а я собирался ловить её, если она вдруг упадёт.
Так мы теперь и живём.
Я снова поднимаю руку и снова опускаю.
Но сколько можно стоять здесь, на лестничной площадке?
Осторожно сую ключ в замок. Открываю дверь. Конечно, Петька хохочет, Саша что-то говорит ему спокойным голосом. Я тихо вешаю куртку. Теперь надо бы заглянуть в туалет, потом – прошмыгнуть к себе, а там будет видно.
Я суюсь в туалетный коридорчик, а мне навстречу, лицом в лицо – Саша. Дверь гостевого туалета – нараспашку, Петька там сидит и что-то напевает.
А я гляжу – Сашины глаза, чёрные, блестящие, они на её похудевшем лице – огромные, такие красивые, что у меня сжимается всё внутри. Я гляжу в её глаза, оторваться не могу, не видел больше года.
Саша отступает на шаг, медленно отводит глаза, потом – снова смотрит на меня.
И вдруг какая-то судорога пробегает по её прекрасному худенькому лицу. Она открывает рот, словно хочет и не может вздохнуть. Какое-то короткое рыдание вырывается у неё, она опрокидывается спиной на стену и начинает сползать вниз.
Я кидаюсь к ней, подхватываю её.
Саша сотрясает дрожь, она плачет, – нет, не плачет, а как-то жутко – воет.
Петька выбегает из туалета со спущенными штанами, глазёнки испуганные, сразу набухают слезами.
Я подхватываю Сашу на руки, несу к себе в комнату, ко мне – ближе.
Кладу на постель. Она по-прежнему издаёт эти ужасные длинные воющие стоны, но уже спокойнее. Она дрожит и вздрагивает, мне кажется, что ей холодно, и я накрываю её пледом.
Петька стоит в дверях, штаны уже подтянул.
Я машу ему рукой: иди, мол, к себе.
Смотрю на Сашу. Она затихает. Я ухожу, пусть спит спокойно.
На кухне мы ещё сидим немного с Петькой и так по-взрослому друг на друга поглядываем. Мы с ним так приучились сидеть, когда Саша лежала в больнице.
Потом Петька идёт спать, я остаюсь один. Прохаживаюсь тихонько по квартире. Непривычно даже – пусто, гулко. Лечь в Сашиной комнате? Как-то неудобно. Лезу в гардеробную, нахожу простыни, стелю в гостиной на диване. Заснуть долго не могу, ворочаюсь, диван скрипит, – дрянь подсунули, оказывается.